Диодор писал впоследствии, что в этот период Афинион подверг страну безжалостному опустошению. Под словом «опустошение» в первую очередь надо понимать бедственное положение городов, лишенных необходимого снабжения, и катастрофическое сокращение посевных площадей. Многие поля были заброшены. Раньше под плетьми надсмотрщиков десятки тысяч рабов собирали баснословные урожаи, обеспечивая зерном всю провинцию и Рим, получавший даровой хлеб в виде десятинного налога. Теперь же работники афинионовых «коммун» засевали менее половины всей пахотной земли. Почти весь сжатый на полях хлеб свозился в Триокалу, Мотию и Катану, захваченные мятежными рабами. В осажденных городах цена на хлеб доходила до двадцати денариев за модий. Поставки зерна в Рим совершенно прекратились. Афинион многие города принуждал платить дань, а взамен обещал щадить окрестные поля. Городские общины, отвергшие всякие сношения с мятежными рабами, жестоко поплатились за свое упрямство: по приказу Афиниона его воины разорили и сожгли у них загородные виллы, сжав или уничтожив все хлебные нивы.
В первый день гекатомбеона (16 июля) к Мемнону прибыл вольноотпущенник пленного сенатора Марка Тукция Сентина (он уже более года находился в Триокале вместе с другими знатными римлянами, в разное время захваченными в плен), чтобы договориться с ним о выкупе патрона. По его словам, он привез из Рима в Гераклею десять талантов. Мемнон рассчитывал получить больше (этот сенатор слыл одним из самых богатых римлян), но согласился отпустить римлянина за эту сумму, так как очень нуждался в деньгах.
Он не забывал о Сирте и оставленных вместе с ним раненых на Крите. В начале июля пришло письмо от Филодема, привезенное александрийцу гонцом Лукцея. Письмо доставил в Катану критский купец. Филодем соглашался на бессрочную аренду своего имения за пятнадцать тысяч драхм в год. Мемнона это вполне устраивало. Он уже подумывал о том, чтобы постепенно основать на Крите колонию по образцу сельских коммун в Сицилии.
Своими мыслями об этом александриец поделился с Афинионом, который тут же загорелся идеей создания на Крите не одной, а нескольких колоний.
– Придет время, соберем побольше кораблей, потихоньку переправим туда своих людей и построим на критском побережье свои крепости, – размечтался киликиец. – А почему бы и нет? Если Требаций с десятком кораблей без особого труда там закрепился, не боясь ни аборигенов, ни римлян, почему бы и нам, после того как германцы сокрушат Рим, не заняться колонизацией этого благодатного острова. С падением Рима мы будем достаточно сильны, чтобы устанавливать наши порядки на Крите с таким же успехом, как это мы делаем в Сицилии…
Не теряя времени, Мемнон решил ехать в Триокалу вместе с отпущенником римского сенатора и, получив выкуп за пленника, переправить деньги Сирту. Он отослал письмо Катрею в Катану. В нем он просил родосца отрядить небольшую эскадру кораблей во главе с Апронием для поездки на Крит.
Афинион, прощаясь с александрийцем, поручил ему заняться неотложными делами в Триокале.
– Там собралось около пяти тысяч беглых и даже свободных. В основном это голодный люд, который привлекли туда бесплатные хлебные раздачи. Эвгеней жалуется, что с трудом управляется с этой вольницей. Постарайся отобрать из них всех тех, кто способен носить тяжелое вооружение. Остальных передай Эвгенею. У него есть несколько сотен лучников и пращников. Вот пусть они и займутся обучением новичков под его присмотром. Тех, кто будет уклоняться от военной службы, гони в шею. Нахлебники нам не нужны. Пусть попрошайничают где-нибудь в другом месте, – напутствовал киликиец своего первого стратега.
– Не беспокойся, сделаю все возможное, чтобы к началу весны превратить их в настоящих бойцов, – сказал Мемнон.
Афинион вдруг вспомнил о Ювентине.
– Я знаю, ты очень неприхотлив, но теперь с тобой жена. Лагерная жизнь не для нее. Поэтому моя загородная вилла в полном твоем распоряжении. Позднее мы подумаем, как самым достойным образом устроить первого стратега и его супругу. Кстати, пока стоят знойные дни, ты можешь отправить Ювентину в Селинунтские Термы. Там, я уверен, ей понравится…
– В Селинунтские Термы? – переспросил Мемнон.
– Ну да! Своих красавиц я уже давно отослал туда, чтобы не таскать их за собой и чтобы никто не упрекал меня, что я окружил себя роскошью и любовницами, а других призываю стойко переносить тяготы и лишения военной службы.
Афинион усмехнулся и, помолчав, добавил:
– Раньше в Термах развлекались римляне и местные богачи. Теперь это здравница для наших раненых и больных. Солнце, тепло, море и хороший уход – все это им обеспечено. Они это заслужили…