Триокала. Исторический роман

– Больше всего я опасаюсь, как бы мятежники не ускользнули от меня и не рассеялись многочисленными шайками по всему острову. Засев в горах на неприступных скалах, они затянут войну и, возможно, надолго. Я не могу этого допустить. Я уничтожу их завтра же. Сенат требует от меня, чтобы к началу лета я высвободил часть войск для отправки их против кимвров. О том же в своих письмах просят меня Марий и Катул. Пусть каждый командир и каждый воин знают, что даже здесь, в Сицилии, они сражаются, чтобы спасти Италию от варварских полчищ.

Квестор Элий Туберон откровенно высказался относительно поединка консула с вождем мятежников:

– Я не сомневаюсь, что в предстоящем сражении римляне одержат полную победу. Но стоит ли римскому консулу отвечать на вызов беглого раба? Не слишком ли велика честь для него? А что если боги позавидуют твоей силе, храбрости и умению владеть оружием? Наша победа в этом случае будет омрачена гибелью консула.

– Мне понятно твое беспокойство, Туберон, – сказал Аквилий, – но я прослыл бы трусом, отказавшись от поединка. А какой пример показал бы я своим воинам? Никто и никогда не упрекнет Мания Аквилия в малодушии и трусости, – гордо закончил он.

Утром следующего дня протяжные звуки труб созвали всех римских солдат на главную лагерную площадь перед консульским трибуналом, с которого Аквилий произнес речь:

– Воины! Вы уже знаете о дерзком вызове, который послал мне, вашему консулу, предводитель мятежников. Конечно, он сделал это неспроста. Он прекрасно наслышан, что Маний Аквилий овеян славой храброго воина, особенно отличившегося в великой битве с тевтонами под Аквами Секстиевыми. Некоторые из моих советников пытались удержать меня от того, чтобы я принял вызов. Они доказывали мне, что я, консул Рима, окажу слишком много чести беглому рабу, если вступлю с ним в единоборство. Я же посчитал, что отказаться от поединка – значит показать свою трусость. А Мания Аквилия можно заподозрить в чем угодно, только не в трусости. Поэтому сегодня все вы увидите, как ваш консул умеет разить врага. А когда сами вступите в бой, помните, что великие боги не дали смертным более победоносного оружия, чем презрение к смерти! Может быть, среди вас, воины, найдутся люди, которые скажут, что теперь перед нами не просто беглые рабы, способные лишь на то, чтобы гурьбой напасть на своего господина и перерезать ему глотку, а враг сильный, закаленный в битвах. Что ж! Бывает и так, что знаменитые народы и цари одолеваются чрезвычайно легко, а покорение презренного врага стоит потоков крови. Тем яростнее нападайте, так как вы видите перед собой низких рабов, подлых, невежественных и упрямых варваров, которые осмелились поднять оружие против вас, о сыны Квирина, повелителей всего мира!

Закончив свою краткую речь этими напыщенными выражениями, Аквилий приказал выносить знамена.

Войска покидали лагерь через преторские и правые боковые ворота. Первой высыпала союзническая конница, насчитывавшая не менее четырех с половиной тысяч всадников. За нею, колыхая длинными древками знамен и лесом копий, двинулись когорты италийских союзников. Серебряные орлы римских легионов несли рослые знаменосцы под охраной отборных и заслуженных солдат-антесигнанов, сверкающих стальными доспехами и серебряными фалерами на груди. Отряды римских гастатов и принципов занимали пространство за войсками союзников. Следом выступали триарии – отборная римская пехота, состоявшая из ветеранов, участников многих войн и сражений.

На равнине, у подножия Халкидской горы, куда двигалась масса римских войск, выстраивались для битвы и легионы восставших. Сторонний наблюдатель поразился бы, сравнивая это войско с римским: оно почти не уступало ему своей организованностью и даже вооружением. Все тяжеловооруженные имели большие прямоугольные щиты, копья и мечи. Многие из них были в римских панцирях и шлемах, отнятых у врага в былых сражениях. Но в основном головы повстанцев защищали греческие шлемы с широкими нащечниками и гребнями из конских волос, придававшими им особенно воинственный вид.

Римляне еще выстраивались на равнине, когда консул Маний Аквилий, соскочив с коня, принял от молодого контубернала свой щит, сделанный по заказу в лучшей оружейной мастерской Рима. Аквилий решил сражаться пешим. Он был очень силен и хорошо владел мечом. Верхом на коне он чувствовал себя менее уверенно.

Афинион, завидев консула, идущего от римских рядов к центру равнины, тоже соскочил с коня и надел на руку щит. Твердым шагом он двинулся навстречу противнику.

Армия восставших провожала своего предводителя на смертный бой воинственными криками и бряцаньем оружия.

Лишь когда противники сблизились, воцарилась тишина.

Царь восставших и римский консул бросились друг на друга со всем пылом ненависти и жаждой победы.