Триокала. Исторический роман

После всех торжеств, затянувшихся до второй половины сентября, сенат обратился к делам государственным. Сицилия, разумеется, была самой большой головной болью сенаторов. Марий прочел письмо коллеги своего Мания Аквилия, который просил его убедить сенат отправить в провинцию несколько легионов, вернувшихся из Транспаданской Галлии, чтобы одним ударом покончить с позором рабской войны.

Выступая с речью в сенате, Марий настаивал на том, чтобы оставить Сицилию под управлением Аквилия на следующий год. Но его предложение о продлении полномочий Аквилия сенаторы отказались обсуждать, считая его преждевременным. По поводу подкреплений армии Аквилия ветеранами сенат вынес постановление о наборе двух легионов среди солдат, вернувшихся из Транспаданской Галлии, строго на добровольной основе.

Набор этих добровольцев был поручен самому Марию, который должен был по своему усмотрению назначить в легионы военных трибунов и центурионов всех рангов.

Ветеранов, желающих добровольно участвовать в новом походе за обычное жалование, было немного. Тогда консул, который к этому времени стал одним из самых богатых людей в Риме, посулил добровольцам такие щедрые денежные подарки, что в течение немногих дней ему удалось составить два легиона по пять тысяч воинов в каждом. Возглавить их в качестве легата Аквилия, по просьбе арпинца, согласился его давнишний друг, квесторий Гай Кассий Сабакон. Сенат утвердил его назначение.

Глава девятая Предложение Пангея. – Наступление Аквилия. – Последние сражения. – Ювентина, Амадок, Лабиен. – Путь к спасению

Пангей и его отпущенник Амадок, после того как стало известно, что римляне разгромили и уничтожили кимвров в Транспаданской Галлии, стали готовиться к отъезду из Триокалы. Несмотря на громкую победу восставших под Имахарой, оба уже не верили в благоприятный для восставших исход борьбы. Пангей в это время уже меньше, чем раньше, занимался торговлей. Главным занятием его стало ростовщичество. Он размещал свои деньги в меняльных конторах Гераклеи и Селинунта под хорошие проценты. В Гераклее Пангей сблизился с бывшим претором Луцием Лукуллом, который после своего изгнания из Рима также увлекся ростовщичеством и быстро превратился в крупного денежного воротилу. Пангей познакомился с Лукуллом еще в позапрошлом году, когда тот держал в осаде Триокалу. Теперь римский изгнанник казался ему очень надежным партнером, и он большую часть своих денег доверял именно ему.

В Термах Селинунта находился корабль Пангея. Предусмотрительный кормчий еще в мае приказал гребцам и матросам вытащить его на берег, и жестокие летние бури не причинили ему существенного вреда; сломанную напором ветра мачту быстро заменили на новую, днище и борта судна хорошо просмолили. Гребцы (все из афинских бедняков) за полтора года пребывания на острове истосковались по родине. Пангей исправно платил им жалование и обещал сверх того наградные по возвращении в Афины. С появлением в Сицилии консульских легионов и кормчий, и гребцы все чаще стали напоминать молодому хозяину, что пора возвращаться к аттическим берегам.

– Вот и наступил конец освободительной войне рабов, – обреченно вздыхал Пангей. – Теперь римляне все свои силы бросят в Сицилию. А ведь был момент, когда и я поверил предсказанию Афиниона, что он станет владыкой на острове. Уж как все хорошо складывалось! Когда кимвры и тевтоны двинулись на Рим, я был почти уверен, что Вечному городу пришел конец.

– Мемнон, конечно, доказал, что он превосходный военачальник, но теперь он способен лишь затянуть войну, – с сожалением сказал Амадок.

– Ты прав, ты прав, – в задумчивости, как бы про себя, бормотал Пангей и внезапно заявил: – Я должен поговорить с ним.

– С кем? – удивился фракиец.

– С Мемноном. Он должен позаботиться о безопасности Ювентины, если действительно любит ее.

– Ты хочешь уговорить его, чтобы он отпустил ее с тобой? – еще больше удивился Амадок.

– Вот именно.

– Как-то я передал тебе слова Мемнона, чтобы ты держался подальше от его жены, – напомнил Пангею отпущенник.

– Это было давно, – проговорил Пангей, все больше укрепляясь в своем решении. – Мне кажется, он должен согласиться с моими доводами, хотя они придутся ему не по душе… Что будет с Ювентиной, когда он потерпит поражение и сам погибнет? Я скажу ему об этом прямо.

– А если он придет в ярость от твоего предложения? Не забывай, этот малый был пиратом и гладиатором. Как я заметил, характер у него отнюдь не эллинский…

– Не изрубит же он меня на куски.

– Знаешь, господин, – немного подумав, сказал Амадок, – если ты не против, я сам поговорю с ним обо всем… Меня он знает в лицо и, кажется, неплохо ко мне относится, а тебя он в глаза не видел.

Пангей в раздумье потер лоб рукой.

– Это верно. У меня никогда не было большой охоты знакомиться с ним.

– Итак, ты согласен.