Когда войско подошло к Симету и три когорты первого легиона уже перешли по мосту на правый берег реки, легат приказал всадникам из своей личной охраны произвести разведку местности до самого Адрана.
Всадники ускакали. Но не прошло и четверти часа, как они вернулись с криками, что неприятель близко. Позже выяснилось, что разведчики, посланные к Адрану по левому берегу Симета, попали в засаду и были все до одного перебиты мятежниками.
Основная часть войска Сабакона еще оставалась на левом берегу реки, а легат перешел по мосту на противоположный берег только с шестью когортами первого легиона. Они-то и подверглись неожиданному нападению.
Первыми появились неприятельские всадники. Их было около полутора тысяч, большей частью стрелки из лука. С воплями и свистом они промчались вдоль фронта спешно выстраивавшихся для битвы римских когорт, на полном скаку осыпая их стрелами. Часть всадников устремилась в обход правого римского фланга (левый примыкал к мосту), остальные, развернувшись, снова понеслись перед строем солдат, не переставая стрелять из луков. И так повторялось несколько раз. Стрелы то и дело находили свои жертвы в тесных рядах пехотинцев, но больше ранили, чем поражали насмерть: слишком хорошо были защищены римские легионеры своими железными доспехами и большими крепкими щитами. Сабакон мог противопоставить этим лихим наездникам только акарнанских пращников и критских лучников общей численностью до трехсот человек, которые метали в носившихся перед строем легионеров всадников стрелы и свинцовые пули, но почти не причиняли им вреда. Сам легат, обнажив меч, выехал на коне вместе с антесигнанами на видное место и стал рядом с легионным орлом, демонстрируя свое бесстрашие.
Всадники вдруг отхлынули назад, и взору римлян предстало пешее войско врага, наступавшее берегом реки сомкнутым строем. Хрипло зазвучали буцины и трубы, загремели барабаны, и мятежники с диким ревом надвинулись на римские когорты. С той и другой стороны полетели тучи дротиков. Вскоре противники, бросившись навстречу друг другу, сошлись в рукопашном бою.
Римляне попали в западню. Две трети римского войска находились в полном бездействии на левом берегу Симета, а на правом берегу первый легион в неполном составе сражался с противником, втрое превосходившим его своей численностью. По мосту с левого берега к Сабакону прибывали подкрепления, однако мост был узок (на нем едва могли разъехаться две крестьянские повозки), и пока шла битва, на помощь легату успели подойти не более десяти центурий солдат. Положение римлян усугублялось неразберихой, вызванной неожиданным нападением. Очень скоро восставшие оттеснили римлян от моста и обратили в бегство латинских добровольцев, сражавшихся на правом крыле. Прижатые к берегу реки, римляне отчаянно сопротивлялись. Сабакон, храбро сражаясь, был сбит с коня, но и пешим бился с неистовой яростью, ободряя сплотившихся вокруг него антесигнанов, защищавших своего начальника и легионного орла. Но герой многих сражений пал вместе со всеми антесигнанами. Серебряный орел с золотой молнией в когтях – знамя легиона – был захвачен торжествующими повстанцами. Это был уже третий орел, отбитый ими у римлян за годы войны.
Почти две тысячи ветеранов первого легиона полегли в этом бою. Восставшие, покончив с ними, сняли доспехи с убитых врагов, подобрали оружие и знамена манипулов, после чего приступили к похоронам павших товарищей. Утром следующего дня они в полном порядке ушли туда, откуда так внезапно появились накануне.
Аквилий, узнав о поражении и гибели легата, не мог удержаться от слез и проклятий, которые он посылал всем враждебным богам, но больше всего ненавистному «гладиаторскому отродью», который еще раз показал, что он блестящий военачальник. Гай Кассий Сабакон, близкий друг Мария, был и другом Аквилия. Первый легион, составленный из победителей тевтонов и кимвров, потерял почти половину своего состава и – о, позор! – легионного орла.
Но с подходом подкреплений из Рима консульская армия увеличилась до сорока двух тысяч пехоты и четырех тысяч всадников. У противника, насколько было известно Аквилию, оставалось не более двадцати четырех тысяч пеших воинов и три с половиной тысячи конницы. Собрав воинов на сходку, консул объявил, что пришла пора покончить с позором этой рабской войны.
Мемнон же после сражения у Симета отступил к Адрану. Победа его не радовала. Аквилий усилился настолько, что вступать с ним в открытое сражение было равносильно самоубийству. Все командиры оценивали создавшееся положение так же, как и он.
– Остается одно – засесть в Триокале и держаться там до последней возможности, – высказался Тевтат.
– От твоего предложения веет обреченностью, – мрачно усмехнулся Сатир.
Алгальс высказал другую мысль, которая понравилась многим.