Трёхочковый в сердце

Опустившийся сумрак ещё не унёс остатки вечернего заката, однако, в палате уже было достаточно темно, чтобы он не смог разобрать кто скрывался за тёмным силуэтом устроившимся на кресле в углу. Его попытки поднять руку, чтобы включить прикроватную лампу, оказались тщетными. Тень зашевелилась устремляясь со своего места на помощь, короткий щелчок и вспышка непривычно резкого света ударила в глаза. Пообвыкнув, он сумел разглядеть «тайного гостя». Мужчине было около пятидесяти лет, выше среднего роста, плотное, сбитое телосложение, намекающее на спортивное прошлое, короткая стрижка, скорее подчёркивающая его облысение, нежели скрывающее. Ник ещё подумал, что лучше бы гость ходил полностью лысым, смотрелось бы солиднее. По итогу, в купе с синяками под усталыми серо-зелёными глазами и испещрённым морщинами лбом, мужчина выглядел так, будто добирался сюда последние несколько суток, перепрыгивая с самолёта на поезд или автобус, используя любые возможности перекладного транспорта, не сумев заблаговременно забронировать билет на прямой рейс. Ник был наверняка в этом уверен, потому что слишком хорошо знал неожиданного посетителя.

– Здравствуй, пап.

– Привет, сын. Как ты?

Для Ника всегда была так непривычна – эта с годами проявившаяся отцовская нежность. Он как-будто всегда продолжал ждать, что сейчас выражение папиного лица изменится, снова станет непроницаемо-серьёзным, словно никогда не улыбалось и использовало термин «шутка», как грязное ругательство. Этого не происходило, и Нику становилось немного неловко и стыдно, что за собственной детской наивностью, не смог разглядеть, прикрытую тонкой ширмой суровости, отеческую любовь.

– Как видишь, теперь мы почти одного роста. – Ник пытался улыбнуться, но губы предательски дрогнули, а на глаза навернулись слёзы отчаяния.

– Перестань, не надо этих глупых шуток. – Отец приобнял его, соприкоснувшись лбом, – всё наладится, мы справимся.

– Не надо меня успокаивать, я больше не ребёнок! – ему хотелось плакать, но было стыдно показывать свою слабость, хотя вряд ли его кто-либо упрекнул бы.

– Для нас с мамой – всегда.

– Теперь уж точно! Можно снова возить меня на коляске и таскать на руках!

– Значит так тому и быть. Плохи те родители, что не желают помочь своему ребёнку встать на ноги.

– Очнись, пап, у меня их нет! – Ника снова начало колотить в яростном припадке, а отец продолжал спокойно с нескрываемой заботой смотреть на него.

– Зато у меня есть живой ты! И я благодарен Богу, что Он вернул тебя к нам, после всех этих испытаний.

– Только библейский псалмы мне тут не начни читать. Какая благодарность, кому?! Это самая примитивная издёвка судьбы – забрать спорт у того, кто им дышит, и позволить дышать тому, кто лучше бы сдох!

– Не смей так говорить, никогда, слышишь! – особенно папино терпение было не железным, – Подумаешь – ноги! И плевать на них. Голова на месте, руки при тебе, не пропадёшь. Мы с мамой поможем, а там и сам со временем разберёшься чем заняться, и куда себя пристроить. На баскетболе свет клином не сошёлся!

– Для тебя так всегда и было. – эту фразу Ник прошептал почти про себя, рассчитывая, что отец не услышит, – а если не разберусь?

– Значит мы будем рядом, пока земля будет нас носить!

– Уверен, так и будет. – Ник не смирился, просто потух, не желая продолжать ссору, которая ни к чему не приведёт, – Здесь вообще кормят? Или мне только обезболивающими и святым духом питаться.

– Не богохульствуй, сейчас принесу. – Отец вышел, практически спустив на тормозах последнюю колкость Ника.