Трёхочковый в сердце

Кира выписалась в тот же день, её встречал Артур, отец Ника видел их из окна, потом рассказав, интересно Вика уже была в курсе случившегося адюльтера и как она отреагировала? Хотя, плевать, это больше не имело никакого отношения к нему и его жизни. Ника продержали ещё несколько дней, пока анализы не показали полное отсутствия инфекции, а кожа в обмороженных участках не стала обновляться, вернув себе чувствительность. Потом они уехали. С учётом форс-мажора, туристическая компания предоставила им билеты на прямой рейс, так что не пришлось прыгать с поезда на попутку и обратно.

В начале дороги было даже забавно, Ник катался на своей инвалидной коляске, осваиваясь с новым положением в обществе. Теперь, он, конечно, не смотрел на всех свысока, но и в толпе не терялся, большинство предпочитало уступить дорогу, чем бросаться под колёса. К моменту приземления остатки обезболивающих препаратов выветрились, и Ника погрузили в суровую реальность. Люди вокруг не были так вежливы, как казалось поначалу, каждый норовил отмахнуться, прошипеть ругательства сквозь зубы, но в основном постараться «не выпачкаться» о «неприкасаемого». Руки то и дело соскакивали с обода колёс, а стоило выйти на улицу, он одномоментно влез в грязь и чуть не попал под колёса разгневанного таксиста. В голове уже пульсировало раздражение, от происходящего. Ник не привык быть зависимым, просить помощи, теперь, когда ситуация изменилась, он чувствовал себя слишком слабым и неподготовленным. Чесались ампутированные конечности, навязчиво, не прекращая, как бы их не игнорировали. В роде укуса комара, или другого насекомого, который ты разодрал, поддавшись на провокацию зудящего участка. Вот только ногу Ник почесать не мог, потом он узнал, что это лишь условный сигнал, перед тем как анестезирующее защитное поле окончательно пропадёт, и на него обрушится боль.

Первые дни, пока родители разбирались с выписанными рецептами, мотались по городу в поисках лекарств, он боролся с приступами дома. Ник понимал, что все эти рези и спазмы – ему мерещатся, но поделать ничего не мог. По началу он думал, что болят швы от разрезов, в местах ампутации, когда просыпаясь по ночам, хватался за саднящие ноги. Любое неосторожное движение, приводило его в исступление. Каждое нервное окончание, связка и сухожилие, обрубленные в попытке спасти Нику жизнь, словно продолжали тянуться, выполнить прервавшееся, в пространстве и времени движение. Их вырывало, вытаскивая сквозь трещащую кожу, и пускай, внешне ничего не происходило: аккуратно замотанные культи всё так же лежали на кровати, внутри он словно продолжал топить несуществующие конечности в ванне из раскалённого угля. Ника не покидали сны, которые не спасали, отравляя его существование, даже в те жалкие часы, когда ему удавалось сомкнуть глаза.

Врачи говорили, что он пробыл без сознания, всё время до, в момент, и после операции, тогда откуда были взяты те ужасы, что преследовали его по ту сторону забвения? Строгие медицинские халаты, спрятанные под тёмными фартуками мясников, звуки разогревающейся циркулярной пилы, скальпели очерчивающие хирургически точным движением первый надрез, выпуская наружу густую, тёмно-багровую, застоявшуюся в обмороженных, иссиня-чёрных ногах кровь. А потом склонившийся над ним врач, скрытый с головы до ног в защитный костюм, выверенным взглядом, за толщей прозрачных очков, примерившись, приступает к основной фазе операции. Брызги и ошмётки оторванных тканей разлетаются по сторонам, оставляя следы на некогда чистых костюмах, стенкам и полу операционной. Его неподвижное тело нерушимо, пока лезвие пилы не добирается до костей. Сопровождающие вибрации заставляют Ника трястись, будто припадочного, ассистирующие врачи, стараются удержать гуляющие конечности, преждевременная фиксация которых уже не помогает, и тут же покрываются кровью и мясом. И ты запоздало понимаешь, что следы оставленные на твоей одежде, не брызги шкворчащего на сковородке масла, а останки живого человека. У него никогда не получалось досмотреть этот сон до конца, просыпаясь в холодном поту, он трясся в кровати, крича на всю комнату. Родители прибегали, пытаясь его успокоить, но ничего не помогало.