Трофей

– Пошли! – Фома потянул Кирилла за рукав. Хлебалов схватил за руку Алешку.

– Братцы! – Игнат вскрикнул. И только шум падения сообщим окутанным плотным дымом ратникам, о безрадостной судьбе, постигшей их товарища. Он рухнул с трехсаженной высоты и умолк навсегда, придавив собой тела шведских воинов.

В каменном мешке порохового склада было жарко и дымно. Но Фома оказался прав: взрыв нашел выход наверх, через шахту подъемника, по деревянным конструкциям. Сейчас они пылали, обдавая вползших в разрушенное помещение людей нестерпимым жаром.

На башне, в верхнем ярусе, где стояли пушки, полыхал пожар.

Дым, с довольным причмокиванием, тянуло вверх, где гудел вырвавшийся на свободу огонь. Отличную тягу обеспечивала двухсаженная прореха в стене. Оттуда тянуло свежим воздухом и лился дневной свет.

Обгорелые, присыпанные пылью, вымазанные сажей беглецы, прижимаясь к нагретому полу, поползли к провалу. До выхода оставалось не более аршина.

19

Сверху лязгуло. Затем угрожающе заскрежетало. Посыпались угли и горящие головешки. С глухим ударом в разрушенный пороховой погреб сорвалась чугунная пушка, просыпались ядра. Фома взвыл от боли. И затих.

– Жив? – Хлебалов взглянул на Алешку. Тот замотал головой:

– Живой!

Кирилл перегнулся через тяжелую пищаль и взглянул на Фому. Тот, кусая в кровь губы, силился подняться на руках и вытащить придавленное пушкой тело. Но толстый ствол намертво застыл на пояснице пригвожденного к полу человека. Под ним, быстро распространяясь в разные стороны, растекалась красная лужа. Фома перестал дергаться и бессильно распластался на полу. Затем повернул бледное лицо к Хлебалову:

– Я верно размыслил – проломило стену-то. – прошептал он, и потянулся правой рукой к вороту шведского пушкарского кафтана. Дрожащей рукой неуверенно достал из-под рубахи медный нательный крест на цепочке и приложился к нему потрескавшимися губами: – Не оплошайте, родненькие, возьмите Ревель-город сей.

Хлебалов осторожно похлопал Фому по плечу:

– Всё сделаем. Не тужи.

Пушкарь слабо улыбнулся, и затих навсегда.

– Не отпустил ево Ревель-град. – глубокомысленно произнес Алешка. Кирилл удивленно взглянул в безусое лицо товарища. Тот выглядел старше на многие годы. Посерьезнел каким-то суровым взрослением. Выходит и на его душу проклятущая война наложила отпечаток, состарив за один день.

Не мешкая более, Кирилл полез в пролом.

Дым над русским укреплением развеивался, исчезая в низком тяжелом небе. Сколько хватало взгляда, виделись лишь разметанные насыпи, разбитые пушки, обгоревшие доски. Снег стал серым. Черные ядра на нем практически не различались. Зато потерявшие свой истинный цвет, но сохранившие цветовые оттенки одежды ратников выделялись хорошо. Красный, желтый, синий, зеленый. Разбросанные невпопад, они замерли в бездвижии. Сотни – тысячи погибших.

Под прикрытием дыма от горящей башни, Хлебалов и Алешка спустились в ров. И здесь Фома оказался прав: крепостной ров был завален обломками стен; телами стрельцов и ратников, полегших при первых штурмах; трупами, сбитых со стен мушкетным и пушечным огнем, этляндцев и шведов. Ни те, ни другие погибших не забирали. Благо держались морозы, сохраняя тела от разложения. Все рассчитывали, что осада скоро закончится, и тогда победители с воинскими почестями предадут останки павших товарищей земле. Никто не знал, когда это случится, кто окажется победителем и удастся ли, по прошествии стольких дней и месяцев, отыскать каждого погибшего. Но война любила безымянных солдат.

Хлебалов с надеждой взглянул на Шереметевский шанец. Вот сейчас, наши заметят провал в стене, увидят пожар на башне и бросятся на штурм. Овладеют городом. Одержат победу.

Но нет. Незаметно русских воинов. Укрепление брошено. Кое-где еще палят пушки и затинные пищали, но полки отошли. Сражение закончено.

Уцелевшие уже в лагере, зализывают раны, отдыхают, пытаются забыть гибель товарищей, думают о живых. Вот и они, двое из десятка, уцелели чтобы жить. Чтобы, вспоминая тех кто был рядом, опять идти в бой плечом к плечу с другими воинами. Чтобы добыть новые города и земли Великому Московскому княжеству. Такова государева воля. Такова их солдатская доля.

Навалилась усталость. Лишь желание поскорее добраться к своим, да стремление передать драгоценный трофей, подстегивало идти вперед. А как хотелось остановиться и вдоволь надышаться, хоть и отдающим горечью пожарищ, но все же свежим воздухом, свалиться на мерзлую землю и просто долго и безмятежно спать.

Нужно было идти, преодолевая боль в мышцах и слабость. Им еще предстояло пересечь поле, обходя взорванные пищальные шанцы, присыпанные снегом и землей трупы, обгорелые обломки телег и защитных щитов. Долгую версту до лагеря.

Они добрались до второй линии укреплений, и взобрались на насыпь.

– Мы вошли в Ревель-град! – неожиданно сказал Алешка. Хлебалов обернулся и увидел на лице боевого товарища спокойную уверенность и полное удовлетворение от собственного ратного труда. – Мы сдюжили! Знать и рати наши войдут!