Троя против всех

Маленький Вадик терпеть не мог эти родительские пьянки с малоинтересными людьми, но потом, когда чикагский круг канул в небытие и его старики, уже освоившиеся в американской жизни, с каждым годом все глубже погружались в зыбучий песок одиночества, он стал чаще вспоминать ту чикагскую пору – трифоновских Гену и Мару, Вову Лысиной-по-Паркету, житомирскую Регину. Их завидную способность убеждать себя и других в своем эмигрантском счастье (мол, то, чем им приходится довольствоваться в этой новой жизни, и есть ровно то, о чем они всегда мечтали; как говорят американцы, fake it till you make it[124]). И то, как они перенимали американские выраженьица вроде «Shoot!» («Валяй!») или «You betcha!» («Само собой!»). Перенимали и употребляли неправильно. «Знаете, какую работу получил мой казин?[125] Это же просто юбеча!» Вспоминались их тогдашние разговоры, и, прокручивая в голове эту пленку, взрослый Вадик дивился тому, какую несусветную и вовсе не прекрасную чушь они, молодые, несли. Как Гена изрекал, что американцы – непуганые, потому что у них, дескать, всегда была свобода. «Они просто не знают, что такое страх. Вот пожили бы там, где мы, узнали бы». (Американец Дэмиен Голднер отвечает: знают, знают, еще как знают. Разве станет непуганый человек так держаться за свое оружие, за свои «Доктор Мартенс» и «музыку сильных»?) Или как паркетный Вова щеголял знанием американского английского и наставлял новичков: монету в двадцать пять центов здесь называют «кóра», а то, что происходит у Гольднеров по пятницам, называется «пáри». Кроме того, есть много разговорных словечек, не несущих в себе никакого смысла, слов-паразитов, например вводное слово «диджа». Бедному Вове было невдомек, что «кора» – это quarter, «пари» – party, а загадочное «диджа» – вовсе не слово-паразит, а вспомогательный глагол прошедшего времени и местоимение второго лица в вопросительной инверсии: «did you…»

Впрочем, взрослый, нынешний Вадик и сам не лучше: сколько прошло времени прежде, чем я понял, что словечко «жапсби», которое я то и дело вворачиваю в свою португальскую речь, выражая согласие, – это фраза «já percebi» («уже понял»)? Или что вопрос в конце фразы, который луандцы произносят как «нэ», – это não é («не так ли»)? Или «sei lá». Поначалу я думал, что это – сокращенное от «се ля ви». Так и использовал, пока мне не объяснили, что эта фраза означает нечто совсем иное. Оказалось, все это время вместо «такова жизнь» я говорил «кто его знает». Кроме того, выяснилось, что «sei lá» – это в основном бразильский сленг (сразу видно, что я основательно ознакомился с бразильскими телешоу). В Луанде так тоже иногда говорят, но те, кто в теме, предпочитают пришедшее из кимбунду «manhi».

Жапсби, сейла, тафиш («está fixe»[126]) – весь этот разговорный язык улавливается на слух и тут же употребляется – неправильно, интуитивно, в подражании местным. Так учатся говорить дети и иммигранты. Для первых это естественный природный процесс, для вторых – ситуативный способ выживания. У первых получается хорошо, у вторых – криво, но им может казаться, что хорошо. Ты не слышишь себя, не знаешь, насколько фальшивишь. Изучение нового языка сродни телесным навыкам, освоению какого-нибудь вида спорта, танца или музыкального инструмента, когда поначалу приходится запоминать много неестественных действий, паттернов, а когда начинает получаться, происходит как бы выход из себя. Твое тело может то, чего не можешь ты. Язык справляется лучше, чем мозг. И потому все эти «кора, диджа, жапсби» работают, достигают цели. Местные тебя понимают, даже если это случайное попадание. Помнится, как-то во время репетиции группы Error Of Division вокалист Дэмиен вошел в раж, выплескивая свой подростковый бунт под овердрайв и дисторшн колчевской гитары, и в порыве чувств выкрикнул по-русски «блядь». Ни у кого не возникло вопросов. Ребята просто решили, что он кричит «blood», и это круто. Милитаристская риторика стрэйт-эдж – веганство, кровавая битва добра со злом, за ценой не постоим, грянет возмездия гром и все такое. «Я заценил, как ты крикнул „blood“, это было кайфово», – похвалил после репетиции Колч. Баг неожиданно превратился в фичу, и Вадик уже сам не был уверен, какое слово сорвалось у него с языка, русское или английское. Как бы то ни было, его поняли.