Троя против всех

В ночное время на улицах города пахло арахисовым маслом светильников. Уличные торговцы несли на головах кувшины с маруфу и кикомбу[114]. Торговки раскладывали на земле цитрусоподобные плоды колючего стрихноса, на местном наречии – мабоке. Дети высушивали мабоке, наполняли их семенами акации – получались погремушки. Женщины толкли в ступах фунж, вялили рыбу, возделывали землю. Когда первые колонисты заставили мужчин амбунду взять в руки мотыги и обрабатывать землю, женщины возмутились, решив, что белые намеренно унижают их мужей, принуждая делать традиционно женскую работу.

Открывается вид на другую эпоху, когда Ангола делилась на капитании[115] или еще раньше, до колонизации, когда здесь охотились с помощью огня, поджигая траву. Ветер раздувал огонь, огонь гнал стада к охотникам, поджидающим зверя с луками и копьями. Если не было мяса, ели гусениц, которых собирали на деревьях мутиати. Мясо обменивали на соль, а соль – на рабов, взятых в плен в междоусобных войнах. Приветствуя друг друга, хлопали в ладоши, а приветствуя вождя, брали щепотку земли и растирали ее на груди. Выбирая нового собу, устраивали праздник, где в течение трех дней все пили пальмовое вино и веселились, пока будущего вождя истязали самым жестоким образом. Когда старый вождь умирал, жрецы делали надрезы на стволе мулембы, чтобы душа усопшего могла переселиться в священное дерево. Старейшины держали совет в ритуальной постройке, чья круглая форма и остроконечная крыша со шпилем символизировали единство неба и земли, а сама постройка считалась живым существом. Новорожденного выносили из хижины, чтобы показать его духам земли, неба, леса и воды. Мертвецов хоронили возле дорог, на берегах рек или в лесах, то есть ровно там, где теперь, в постколониальной, посткоммунистической Анголе, вместо могильных шестов с резным изображением бога мертвых Камвари стоят столбы с красными табличками, на которых начертаны череп и кости, а сверху написано «Perigo minas»[116].

Открывается огромная страна – все восемнадцать провинций, от Кабинды до Кунене, от солончаков на юге, где мукубалы[117] живут в своих онгандах[118] и их коровы, позвякивая колокольчиками, плывут в жарком мареве на линии горизонта, до черных скал Пунго-Андонго (Лена назвала бы эти странные зооморфные образования «местом силы»; был период, когда она увлекалась всем этим нью-эйджем). От пустынной области Мосамедиш до лесистых гор и ущелий в окрестностях Лубанго. От обвитых лианами тропических лесов на границе с Конго до саванны, которую в Южной Африке называют велд, а в Анголе – аньяра или шана. Ветки ползучих терновников, ряды низкорослых деревьев среди пыльных просторов Намиба. Поля хлопчатника, плантации кофе, гасиенды сизаля, гектары сахарного тростника, кукурузы и сорго, лесоразработки, строительные леса, рудники, каменоломни, алмазные копи, золотые прииски, нефтяные шахты, портовые верфи. Виднеются остроконечные хижины, жилища, похожие на большие термитники, признаки безначальной африканской жизни, где у каждого предмета есть свой бог. Бог неба и дождя Нзамби. Бог земли и подземного царства Калунгангомбе. Бог ветра Калупете, раздувающий пожар в сухой прошлогодней траве. Мутакаломбу, бог воды и живущих в воде животных. Жрица Мутакаломбу – высохшая старушка, ростом с пятилетнего ребенка, в красном платье с поясом из волокон баобаба, в накидке, украшенной разноцветными бусами. Она носит амулеты и ожерелья из ракушек каури. Ее космы, похожие на растаманские дреды, выкрашены в красный цвет смесью пальмового масла и порошка такулы. Она сидит в тени большого дерева, сосредоточенно перебирая свои бусы. В другой части света она могла бы сойти за деревенскую сумасшедшую, а здесь выглядит абсолютно нормально, вписывается в картину, хотя другие сидящие под деревом выглядят не столь колоритно. Эти другие вечно заняты вырезанием поделок – ложек, расчесок, ритуальных масок; плетением корзин и подсумков; выдалбливанием калебасов. Кто-то жует орех макезу, отчего весь его рот окрашивается в оранжевый цвет; кто-то чистит зубы веточкой, только что подобранной с земли. Орава детей увлеченно наблюдает за тем, как мартышка, которую держат на привязи, тщетно пытается напасть на свинью, рыщущую в поисках корма. В какой-то момент свинья подходит совсем близко, и обезьянья атака почти удается, но тут у хряка находится неожиданный защитник – шелудивый деревенский пес. Он набрасывается на мартышку, со всей злостью впивается в нее зубами. Дети улюлюкают, визжат от восторга и страха.