Тропик Динозавра

Вокруг нее, навалившись животами на стол, водители ждали нарядов. Они оглянулись, когда я вошел, и по-дружески расступились немного, уступая мне место у стола. Я не решился лечь и только оперся руками. Лица водителей темные, на головах береты. Некоторые в фуфайках, надетых прямо на дэли. На окне сбоку присела девушка-шофер, крутя на пальце ключи от своего грузовика. На ней было повое бархатное дэли лазурного цвета с оранжевым поясом. Руки девушки узкие, гладкие, пальцы удлиненные, словно точеные, на щеках ямочки, глаза миндалевидные, кожа молочной белизны. Никто не обращал на нее никакого внимания.

Когда заместитель закончила разговор, я попытался объяснить, зачем пришел. Продолжая писать, она молча указала пальцем на одного из водителей. Я обратился к нему, полагая, что он будет переводить, но шофер сказал, что поедет со мной, и, повернувшись к столу, взял из-под рук женщины наряд. «Польшмонголыйн экспедиц» стояло на документе. «Когда?» — только и спросил он. Я договорился с ним на утро двенадцатого во дворе Академии наук и нарисовал план нескольких столичных улиц, чтобы ему легче было найти. Я хотел узнать еще стоимость перевозки, поэтому мы пошли к бухгалтеру. Он сидел в пустом помещении за столом и играл на счетах. Счеты были китайской работы из благородного дерева. Бухгалтер перебирал точеные косточки, как струны — всеми пальцами левой руки. Косточки издавали сухой, чистый звук, похожий на стук кастаньет. Ногтем другой руки он водил по цифрам в книге, напекая прибавляемые суммы сильным глубоким голосом.

Водитель смотрел на него с уважением, я — с изумлением, вслушиваясь в эту необычную музыку, — ведь подобное мастерство монгольских счетных работников исчезает. Напев взметается и падает, косточки летают гуда и обратно, извлекая своеобразные звуки из прутьев и от ударов одной о другую. К этим звукам присоединяется плавная мелодия напеваемых цифр — все в ритме песни — такое необычное и такое понятное.

И снова в путь, до самого вечера. Взгляд упирается к безмерную даль пространства. Машина перекатывается через бесконечно длинные песчаные волны, запорошенные светом солнца. Чтобы графически изобразить здешний пейзаж, надо остро отточенным карандашом провести на бумаге две-три слегка волнистые пересекающиеся линии, время от времени резко обрывая их, как на самописце сейсмографа, и сделать зигзаг, что будет означать горы. Цвет бледно-зеленоватый на основе пастельно-белого. Но в действительности под ногами зелени еще нет. Травинки растут слишком редко и не скрывают землю. Изредка где-нибудь в выемке мелькнут два ярких пятнышка — войлочные юрты.

Незадолго до захода солнца далеко впереди блеснул разлив Толы. Мы въехали под навес грязного дыма, который висел в узкой долине Улаан-Баатар-Хот над древним Их-Хурээ (Великий монастырь).

5

Я долго вел камерой за приземляющимся самолетом, который подкатил к зданию аэровокзала. Затихли моторы, неподвижно замерли трехлопастные пропеллеры. Открыли дверцы заграждения, и встречающих впустили на летное поле. Кто мог, укрывался под крылом самолета, в тени, но мгновенно убеждался, что бетон под ногами печет сильнее, чем солнце над головой. Пахло бензином и раскаленной резиной видавших виды покрышек. Подкатили трап, наверх поднялась медсестра в белом фартуке, чтобы проверить, нет ли инфекционных больных. Вслед за ней в самолет вошли представители пограничной службы — собрать паспорта. Так прошла еще четверть часа, прежде чем пассажирам разрешили высадку.

Я стоял с Барсболдом, сыном профессора Ринчена, и Дашзэвэгом. Оба палеонтологи. По трапу спускались венгры и болгары, приехавшие на работу, несколько поляков, много русских и многочисленные жены с детьми, прибывшие из этих стран к работающим здесь отцам семейств.

Зофья и Тереса вышли из душного нутра самолета свежие, моложавые и отдохнувшие, как будто не было позади точного перелета. Оживленные, они всем существом впитывали это мгновение очередной встречи со страной, ее резкий воздух и ослепительное солнце, тишину над холмами. Чувствовалось, что они полны нетерпения поскорее оказаться в пустыне. Возможно, никто в этой толпе, кроме них, так сильно не ощущал, что приехал сюда по собственному желанию и ради великой цели. Тереса лелеяла надежду найти наконец скелет панцирного динозавра: ведь мы уже столько лет охотились за этим ящером-танком, но до сих пор находили лишь отдельные кости — слишком мало для исчерпывающего описания древнего животного.

Энергичная Зофья рвалась немедленно начать переговоры с монгольской Академией о составлении программы нашей общей экспедиции. Она хотела расширить территорию изысканий, чтобы пополнить коллекцию древнейших млекопитающих мела. Зофья полагала, что в результате исследования строения челюсти, зубов и костных частей уха ей удастся на дополнительном материале подготовить свою новую, отличную от общепринятой концепцию о пути отделения млекопитающих от земноводных двести миллионов лет назад.