Тропы длинные и короткие

Желя вспомнила, как Шальной учил смотреться в зеркало, но ничего около себя не нашла. Тогда она выставила ладонь перед лицом, встав боком, и сделала вид, что смотрится в своё отражение. Обыгрывая богатый наряд, Желя перекинула косу за спину и коснулась тяжёлого венца.

Люди принялись свистеть, плясцы продолжили песню, но слов девушка уже не разобрала – так сильно разволновалась.

Под новую трель дудок и рожков глумцы рассыпались кто куда, и вперёд вышел один из ряженых. Желя видела его по дороге в град. Сейчас он был разодет в широкие штаны, чудно́ подпоясанной рубахе и длинной чёрной накладной бороде. Он принялся скакать вокруг выстроенной стены царского терема, стараясь дотянуться до окна. С каждым его высоким прыжком толпа хлопала и кричала что-то приободряющее.

– Без царевны шёл жених, пригорюнился, затих! – продолжал читать Шальной где-то под самым окном.

Переодетый плясец опустил голову, глубоко-глубоко вздохнул, изображая грусть.

Желя наконец успокоилась и смогла вслушаться в слова глумливой сценки: она, царевна, выбирает себе заморского жениха. Гости града красуются перед её окном, чтобы влюбить, но царевна остаётся холодна.

На площадь колесом выкатился другой плясец в новом диковатом костюме – весь в мехах, умотанный в женскую шаль и с самодельным копьём наперевес. Новый «жених» также принялся расхаживать, выполняя трюки под смех народа, и Желя даже была рада, что ей как царевне не нужно было его выбирать.

Плясцы выходили один за другим, изображая всё более и более странных молодцев, пока под конец не появился последний. Без яркой краски на лице и звонких украшений, этот был одет в простую тонкую деревенскую рубаху. Сверху Желя посмотрела на его кудрявую рыжеватую голову и чуть ли не признала Ивана, но нет – этого плясца она у кибиток не видела.

«Жених» запел песню, и её тут же подхватили другие ряженые. Слова тонули в шуме барабанов, дудок и трещоток, но «царевна» чувствовала, что глум подходит к концу. Песня резко стихла, и плясец вместо того, чтобы, как все, прыгнуть до её окна, упал на колено перед стеной.

Желя снова взволновалась. Шальной говорил, что нужно выказать последнему жениху благоволение, но она не знала как. Но тут неожиданно под рукой нашёлся платок, взятый ещё из кибитки. Медленно наклонившись через окно, Желя прикрыла глаза, как, должно быть, делают настоящие царевны, и бросила платок желанному жениху.

Когда ткань коснулась земли у его ног, люди закричали с новой силой и захлопали, как безумные. Плясцы всей гурьбой вышли вперёд и под угасающие звуки дудок поклонились.

Гий ушёл почти сразу после того, как Иван поборол Потапыча. Мысленно он отметил, что боярин был молодцом, но что-то в его движениях и повадках всё равно выкидывало его из общего ряда плясцов. Но людям нравился и он, и медведь-добряк, прижимающий парня к себе, и Гий похлопал им вместе со всеми.

Сценка в самом деле вышла захватывающей и весёлой, но у него было дело.

Окольными путями, обходя многочисленные сборища людей, что стекались к представлению, он вышел к торговым рядам. Они были полупусты – либо весь товар уже скупили, либо клёв с самого начала был неважный.

Гий постарался выкинуть это из головы.

Он дышал медленно, глубоко, быстро перебегая глазами с одной вещи на другую. Волк не останавливался, пытаясь мысленно ухватить каждую деталь. Казалось, что Гий даже воздух втягивает по-особенному, словно принюхиваясь.

Словно он волк на охоте.

Ему нужно найти человека, охотника, что пришёл в град по некоему делу. Мог ли он остановиться где-то в местной гостинке? Очевидно. Или сразу ушёл к нужному человеку, подальше от любопытных глаз?

Рассуждения отвлекли, и Гий точно потерялся. Он тихо ругнулся, а потом наугад зашёл за следующий двор и вышел на узкую побитую дорогу.

Вокруг постепенно темнело, в каждом углу мерещилось по силуэту, но отчего-то Гию было покойнее, когда тут и там подстерегала опасность.

Когда волку уже надоело петлять и он почти попросил о знаке, где-то за воротами очередного дома заржал конь. Гий повёл головой в эту сторону скорее по привычке отзываться на всякий звук, чем из любопытства, и тут же замер на месте.

Хмурясь, он медленно прошёл во двор. Никто его не встретил и не помешал. Из открытых окон поблизости раздавались голоса, нестройные песни, что тут же смолкали, горел свет – обыкновенная ночлежка для таких же, как Гий, постоянных путников.

Но зацепило не это. Конь снова заржал.

Привязанный за повод к старому сараю, капризничал уже знакомый конь. С бурыми боками и белой полосой вдоль вытянутой морды.

– Сокол, – почти без удивления сказал Гий. – Неужто ты?

Конь Ивана посмотрел на него влажными тёмными глазами и чуть помотал головой, будто бы понимал.

Всё ещё не веря, Гий потрогал ремни седла и уздечки. Кожа показалась знакомой, как и узор на бляшках.

– Что, продали тебя те уроды, родной? – Волк погладил своего знакомца по гриве и тут же вспомнил о двух разбойниках, которым так не повезло встретиться с Желиной бабушкой на лесной тропинке.

Он усмехнулся, когда сзади на него прикрикнули:

– Эй, парень! А ну прочь от коня!