Кроме того, «Большой террор» был, очевидно, следствием опасений сталинского руководства по поводу деятельности не только остатков оппозиционных групп, но и возможной нелояльности со стороны старых партийных деятелей, никогда не принадлежавших к оппозиции, которые, тем не менее, могли в определенный момент и выступить против политики Сталина, не питая особого пиетета перед ним, несмотря на внешние славословия. Сведения об оппозиционных настроениях имеются в протоколах допросов арестованных партийцев, и им, в отличие от фантастических признаний в «диверсиях и шпионаже», возможно, есть основания верить хотя бы частично. В. Хаустов и Л. Самуэльсон приводят в своем исследовании следующие примеры:
«Заведующий отделом пропаганды Сталинградского обкома ВКП(б) Г.Д. Каучуковский на допросах признавал, что неоднократно имел откровенные беседы с секретарем обкома Варейкисом, который делился с ним своими взглядами на положение, сложившееся как в партийных органах, так и в стране. “Фактически полнокровной жизни нет в наших партийных организациях. Занимаются администрированием, являются придатком к бюрократическому аппарату и никакой идейной жизнью не живут. То же и в городах. Занимаются всем, чем угодно: хозяйством, администрированием, но не партийной работой. Вопросы, касающиеся жизни страны, ими совершенно не обсуждаются, а если и обсуждаются, то формально, лишь бы принять резолюцию. Такая мертвечина в партийной жизни объясняется тем, что в партии нет настоящей выборности. Секретари партийных организаций фактически назначаются. Присланные сверху секретари, как правило, держат себя как люди, совершенно независимые от партийных организаций, как комиссары, поставленные над партийными организациями. Это приводит к тому, что между секретарями и партмассой существует такой разрыв, вследствие которого партийные кадры снизу не выдвигаются и не найдешь работника даже на не особо ответственную работу”…
Старые члены партии выражали недовольство расправой над бывшими лидерами партии. Так, Каминский утверждал, что “зря травят” Бухарина. Заместитель Председателя СНК РСФСР Т. Рыскулов в ходе работы февральско-мартовского пленума 1937 года беседовал с рядом членов ЦК и доказывал необходимость выступить в защиту Бухарина и Рыкова. Но все попытки найти союзников закончились неудачей. М.М. Хатаевич, секретарь ЦК КП(б)У, возмущался массовыми арестами на июньском пленуме…
Бауман, в свою очередь, отстаивал идею о полной независимости Академии наук СССР от правительства, полагал необходимым предоставить советским ученым полную свободу в общении с любой научной заграничной организацией. Некоторые партийные руководители пытались – в косвенной форме – использовать предстоящие выборы для того, чтобы “смягчить” советскую систему, сделать ее хоть немного более демократичной. Так, Я.А. Яковлев, возглавляя комиссию по подготовке выборов в Верховный Совет СССР в соответствии с новой Конституцией, подготовил тезисы об основных принципах проведения выборов и работы выборных советских органов. Однако первоначальный вариант тезисов раскритиковали в ЦК, где ему было указано, что основные установки тезисов, похоже, продиктованы “с другого берега”. Тем не менее в своем выступлении на июньском пленуме 1937 года он поставил вопрос об ограничении в перспективе роли партийных групп в советах, сокращении полномочий исполкомов, которые подменяли избранных депутатов в процессе постоянной работы…
Жесткое партийное руководство всеми сферами жизни вызывало законное недовольство. Нарком просвещения Бубнов “провокационно” утверждал, что в плохом состоянии народного просвещения виновато исключительно руководство партии. “Они много шумят, выносят много красивых резолюций, а деньги на работу не дают и материально народное просвещение не поддерживают”. Сулимов заявлял, что Сталин сконцентрировал решение всех вопросов в ЦК и обезличил советские органы; что Совнарком РСФСР превращен в передаточную канцелярию и как республика Российская Федерация не существует. Положение в деревне, состояние школ, здравоохранения тяжелое, а ЦК не дает денег, бросая все средства на индустриализацию…
Наркомы союзных республик, не входившие в ближайшее окружение Сталина, не могли нормально руководить работой своего ведомства. Например, Лобов, возглавлявший до октября 1936 года наркомат лесной промышленности, сетовал: “Разве можно нормально работать, если мне – наркому, чтобы достать пару вагонов листового железа или оборудования для бумажной машины, мне нужно получить решение ЦК”»[404]
.Таково, по нашему мнению, еще одно реальное обоснование под выдуманными обвинениями в адрес репрессируемых в 1930-е – недовольство рядом аспектов сталинской политики со стороны партийной номенклатуры из числа ветеранов партии.