Во-вторых, говорить о карательных органах, обращенных в первую очередь против внешних врагов, учитывая только заканчивавшийся к моменту съезда «Большой террор», в реальности не приходилось.
В-третьих, как раз в хозяйственно-организаторской и культурно-воспитательной области государство диктатуры пролетариата в нормальных условиях, по мере роста образовательного и культурного уровня масс, должно было постепенно уступать место общественному самоуправлению.
Естественно, Сталин был прав в том плане, что реальных возможностей в описываемый период для этого не было – ситуация диктовала жесткую централизацию и «армейские» способы руководства всеми сферами жизни. Однако степень успешности социалистического строительства, преодоления пережитков капитализма, решения острых проблем, угрожающих новому обществу, им явно переоценивалась. Отсюда последовало и совершенно немарксистское «развитие марксизма»:
«Мы идем дальше, вперед, к коммунизму. Сохранится ли у нас государство также и в период коммунизма?
Да, сохранится, если не будет ликвидировано капиталистическое окружение, если не будет уничтожена опасность военного нападения извне, причем понятно, что формы нашего государства вновь будут изменены сообразно с изменением внутренней и внешней обстановки.
Нет, не сохранится и отомрет, если капиталистическое окружение будет ликвидировано, если оно будет заменено окружением социалистическим…»[438]
Невозможно установить, говорил ли это Сталин искренне (что сложно представить, учитывая его марксистскую образованность) или данный пассаж был такой же пропагандой, как реверансы в сторону гитлеровцев. В любом случае «коммунизм в одной стране», с одной стороны, «успокаивал» империалистов относительно отсутствия у СССР намерений способствовать мировой революции, с другой – давал массам хоть какой-то ответ на вопрос, каким образом совместить сохранение капиталистического окружения и необходимость социалистического государства с задачей построения полного коммунизма (хотя при наличии в СССР основ социализма даже голод еще не ушел в Советской стране в прошлое).
В дальнейшем же именно из данного сталинского «развития марксизма» логично родилось, в частности, хрущевское стремление построить полный коммунизм за 20 лет, при том что большая часть мира все еще оставалась капиталистической. Хрущевцы, понятное дело, не ссылались на Сталина, но сама не имеющая отношения к марксизму мысль о том, что полный коммунизм возможен в капиталистическом окружении и не исключает сохранения государства, идет именно с XVIII съезда. Хотя на самом деле в реальности бесклассовое общество полного коммунизма исключает разделение труда, исключает государство как особое орудие правящего класса (так как классы исчезают). Поэтому и возможен полный коммунизм только в масштабах всего земного шара или, по крайней мере, если капитализм оттеснен на его задворки. Все реальные угрозы коммунистическому строю со стороны буржуазии должны быть устранены, чтобы стал возможен полный коммунизм. В капиталистическом окружении можно и нужно создавать условия для перехода к высшей фазе в отдельных сферах, но в полной мере достичь ее невозможно. Дальнейший опыт СССР показал тщетность попыток «догнать и перегнать» капиталистический мир по всем параметрам в условиях, когда буржуазный строй еще господствует на большей части планеты, включая наиболее экономически развитые страны.
В свое время Сталин в дискуссии с левой оппозицией издевался над ее утверждением о том, что «к социализму в одной стране можно идти, но невозможно его достичь». Возможно, в 1939 году он вспомнил об этом и решил применить ту же «антитроцкистскую логику» к полному коммунизму. Хотя с полным коммунизмом, в отличие от первой фазы, ситуация обстоит именно таким образом – победившей мировой революции для его построения избежать невозможно.
Сталинский тезис о «сохранении государства при полном коммунизме» способствовал «патриотическим» извращениям идеологии СССР, подмене борьбы за мировую революцию пацифистским «миром во всем мире» и в целом хрущевско-брежневским пропагандистским глупостям, сделавшим коммунизм объектом насмешек трудящихся во всем мире, последствия чего мы расхлебываем до сих пор. Отход от марксизма до добра, как известно, не доводит. Тем более если он совершается руководителем социалистического строительства в огромной стране.