Троцкий, Сталин, коммунизм

«Подобные настроения заставили органы пропагандистского контроля обратиться к более широко сформулированным темам, способным вызвать отклик у всех категорий граждан. Традиционные воззвания, прославляющие “советские” темы (социализм, культ личности и т. д.) были быстро выведены на задний план, уступив место новому репертуару лозунгов, игравших на различных чувствах: от чувства гордости и желания мести до стремления встать на защиту друзей, семьи и родины. Патриотизм и национальное самосознание стали основными вопросами обсуждения как у русских, так и у нерусских народов. Неслучайно, Сталин довольно большую часть своей первой с начала войны речи 3 июля 1941 года посвятил именно этим темам, превознося в особенности дружбу советских народов и предупреждая различные этнические группы, населяющие СССР, о намерении Гитлера поработить их.

И хотя в первые месяцы войны о “дружбе народов” говорилось довольно много, обращения к “советскому патриотизму” почти всегда сводились к “русским” темам. Русскими были восхваляемые в прессе герои и битвы царской эпохи. Всего через месяц после начала войны “Правда” называла русских “первыми среди равных”…»^[472]

Последний момент тоже показателен – сохранить лояльность наиболее многочисленного народа было особенно важно, и потому «русский патриотизм» стал наиболее важной частью компромисса. Патриотизм других народов, поставленный на «советскую» почву, также поощрялся, однако здесь было больше ограничений, связанных с пресечением наиболее явных отходов от марксизма.

В ходе войны ЦК ВКП(б) не раз принимала решения, связанные с борьбой против националистических тенденций среди народов СССР. Например, 9 августа 1944 года Центральный комитет принял «Постановление о состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации». В постановлении, в частности, указывалось:

«Предложить Татарскому обкому ВКП(б) организовать научную разработку истории Татарии, устранить допущенные отдельными историками и литераторами серьезные недостатки и ошибки националистического характера в освещении истории Татарии (приукрашивание Золотой Орды, популяризация ханско-феодального эпоса об Идегее)»^[473].

В январе следующего, 1945 года аналогичное постановление подвергло критике Башкирскую партийную организацию:

«Отдельными историками и литераторами, работающими в Башкирской АССР, были допущены в освещении исторического прошлого башкирского народа серьезные идеологические ошибки. В подготовленных к печати “Очерках по истории Башкирии”, в литературных произведениях “Идукай и Мурадым”, “Эпос о богатырях” не проводятся разграничения между подлинными национально-освободительными движениями башкирского народа и разбойничьими набегами башкирских феодалов на соседние народы, недостаточно показывается угнетение трудящихся башкир татарскими и башкирскими феодалами, идеализируется патриархально-феодальное прошлое башкир»^[474].

Все это свидетельствует о том, что патриотическому «пересмотру истории» были положены пределы. Однако подобных решений не было в связи с «перегибами» в области русского патриотизма – самый многочисленный народ, включая его не самую лучшую часть, партийное руководство боялось оттолкнуть больше всего. Поэтому разбойничьи, как и у всяких феодалов, действия, например, феодала Александра Невского всячески приукрашивались. Известный фильм С. Эйзенштейна, снятый в 1938 году, отличный в художественном плане, но не имеющий практически никакого отношения к реальной истории Руси XIII века, на долгие годы застолбил в массовом сознании советских людей мифические образы^[475]. Это касалось и других сюжетов: например, исключительную прогрессивность всех действий Ивана Грозного, включая опричный террор, Сталин доказывал лично^[476]. Отечественная война 1812 года получила однобоко-патриотическое освещение^[477], хотя и раннесоветская историография этой войны порой отличалась необъективностью, только в обратную сторону – вина за начало войны возлагалась исключительно на царскую Россию^[478]. Пересмотру подвергся взгляд на колониальную политику царизма, ей приписывался мирный и прогрессивный характер. Например, в 1944 году начальник Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Георгий Александров «забраковал» книгу «История Казахской СССР» со следующей формулировкой:

«…книга анти-русская, так как симпатии авторов на стороне восставших против царизма; никаких оправданий для России она не показывает; 2) книга написана без учета того, что Казахстан стоял вне истории, и что Россия поставила его в ряд исторических народов»^[479].

Показательно, что лишь в самом конце войны, в апреле 1945 года, критике подверглись по сути антикоммунистические, подрывавшие пролетарский интернационализм, высказывания Ильи Эренбурга, бывшего противника социалистической революции, в годы войны ставшего одним из самых известных пропагандистов, специализировавшихся на «патриотизме для широких народных масс». В статье «Товарищ Эренбург упрощает» тот же Александров писал: