Троцкий, Сталин, коммунизм

Когда мы указываем на громадный рост кулака; когда мы, вслед за Лениным, продолжаем утверждать, что кулак не может мирно “врастать в социализм”, что он злейший враг пролетарской революции, – сталинская группа обвиняет нас в том, будто мы хотим “ограбить крестьянство”.

Когда мы привлекаем внимание нашей партии к факту укрепления позиций частного капитала, непомерного роста его накоплений и его влияния в стране – сталинская группа обвиняет нас в том, будто мы выступаем против нэпа и требуем восстановления военного коммунизма.

Когда мы указываем на неправильности политики в области материального положения рабочих, на недостаточность мер против безработицы и жилищной нужды, наконец, на то, что доля непролетарских слоев в народном доходе растет непомерно, – нам говорят, что мы повинны в “цеховом” уклоне и в “демагогии”.

Иногда мы указываем на систематическое отставание промышленности от потребностей народного хозяйства со всеми вытекающими отсюда последствиями – диспропорцией, товарным голодом, подрывом смычки, – нас именуют индустриалистами.

Когда мы указываем на неправильную политику, не смягчающую дороговизны, но приводящую к наживе частника, – сталинская группа обвиняет нас в том, что мы стоим за политику повышения цен. Когда мы, перед всем Коминтерном (см. указанное в п. 6), говорили: “Оппозиция ни в одном из случаев не требовала и не предлагала повышения цен, но главные ошибки нашей экономической политики видела именно в том, что политика эта не ведет с необходимой энергией к уменьшению голода на промышленные товары, с чем неизбежно связаны высокие розничные цены”, – это заявление было спрятано от партии, а на нас продолжали клеветать.

Когда мы выступаем против “сердечного соглашения” с предателями всеобщей стачки и контрреволюционерами из английского Генсовета, открыто играющими роль агентов Чемберлена, – нас обвиняют в том, будто мы против работы коммунистов в профсоюзах и против тактики единого фронта.

Когда мы выступаем против вхождения профсоюзов СССР в Амстердам и против каких бы то ни было заигрываний с верхушками Второго Интернационала – нас обвиняют в “социал-демократическом уклоне”.

Когда мы выступаем против ставки на китайских генералов, против подчинения рабочего класса буржуазному Гоминьдану, против меньшевистской тактики Мартынова – нас обвиняют в том, будто мы “против аграрной революции в Китае”, будто мы “заодно с Чан Кайши”.

Когда, на основании оценки мирового положения, мы приходим к выводу, что война приблизилась, и вовремя указываем на это партии – против нас выдвигается бесчестное обвинение, будто мы “хотим войны”.

Когда, верные учению Ленина, мы указываем на то, что приближение войны особенно настоятельно требует твердой, ясной, отчеканенной классовой линии, – нас бесстыдно обвиняют в том, что мы не хотим защищать СССР, что мы являемся “условными оборонцами”, полупораженцами и так далее.

Когда мы указываем на тот совершенно неоспоримый факт, что вся мировая печать капиталистов и социал-демократов поддерживает борьбу Сталина против оппозиции в ВКП(б), расхваливает Сталина за его репрессии против левого крыла и призывает отсечь оппозицию, исключить ее из ЦК и из партии, – “Правда”, а за ней и вся партийная и советская печать изо дня в день обманно доказывают, будто буржуазия и социал-демократия стоят “за оппозицию”.

Когда мы выступаем против передачи руководства Коминтерна в руки правого крыла, против исключения сотен и тысяч рабочих-большевиков из Коминтерна – нас обвиняют в том, будто мы подготовляем раскол Коминтерна.

Когда при нынешнем извращенном партийном режиме оппозиционеры пытаются довести до сведения партии оппозиционные взгляды, преданнейших партийцев из-за этого обвиняют во “фракционности”, создают “дело о раскольнических шагах”, засоряют важнейшие разногласия мусором»^[193].