Троцкий, Сталин, коммунизм

«Что означает кризис в хлебозаготовках, каков его смысл, каковы его вероятные результаты?

Это означает, прежде всего, кризис снабжения рабочих районов, подъем цен на хлеб в этих районах, срыв реальной заработной платы рабочих.

Это означает, во-вторых, кризис снабжения Красной Армии, недовольство среди красноармейцев.

Это означает, в-третьих, кризис снабжения льняных и хлопковых районов, спекулятивные цены на хлеб в этих районах, переход льноводов и хлопкоробов на производство хлеба, – стало быть, сокращение производства хлопка и льна, ведущее к сокращению соответствующих отраслей текстильной промышленности.

Это означает, в-четвертых, отсутствие хлебных резервов в руках государства, как для нужд внутри страны (в случае неурожая), так и для нужд экспорта, необходимого для ввоза оборудования и сельскохозяйственных машин.

Это означает, наконец, срыв всей нашей политики цен, срыв политики стабильности цен на хлебные продукты, срыв политики систематического снижения цен на промтовары…»^[229]

Как видим, подобная катастрофическая картина очень далека от постоянного укрепления диктатуры пролетариата в течение всего периода НЭПа, о чем заявляло ранее руководство партии. Причины же кризиса Сталин видел в следующем:

«Растет и богатеет деревня. Вырос и разбогател прежде всего кулак. Три года урожая не прошли даром. Хлебных излишков в этом году не меньше, чем в прошлом, так же как промтоваров в стране в этом году не меньше, а больше, чем в прошлом году. Однако зажиточные слои деревни получили в этом году возможность оборачиваться на сырьевых культурах, мясопродуктах и т. д., удержав у себя хлебные продукты для того, чтобы взвинтить на них цены. Правда, кулака нельзя считать основным держателем хлебных продуктов, но он является хозяйственным авторитетом в деревне, у него есть смычка с городским спекулянтом, дающим за хлеб дороже, и он имеет возможность вести за собой середняка в вопросе о повышении цен на хлеб, в вопросе о срыве советской политики цен, поскольку он не встречает противодействия со стороны наших заготовительных организаций…»^[230]

Здесь необходимо вспомнить знаменитые обвинения, которые большинство партии бросало в адрес Троцкого, в «боязни хорошего урожая»^[231]. Теперь же новый курс партии подтверждал мнение левой оппозиции, что в условиях влияния кулачества следствием богатых урожаев станет в том числе рост мощи сельской буржуазии.

От экономических мер борьбы с кулаком партия перешла к административному нажиму на него, в том числе с применением уголовного законодательства:

«1. Неослабно продолжать кампанию усиления хлебных заготовок и добиться выполнения годового плана хлебозаготовок во что бы то ни стало.

2. Усилить борьбу со всякими прямыми и косвенными способами повышения конвенционных цен.

3. Решительно устранять конкуренцию между государственными и кооперативными заготовителями, обеспечив на деле их единый фронт в борьбе против скупщика и кулака, спекулирующих на повышении цен.

4. Продолжать нажим на кулаков – действительных крупных держателей товарных излишков хлеба, проводя этот нажим исключительно на основе советской законности (в частности, применив на практике в отношении отдельных злостных элементов, из числа владеющих излишками в две тысячи и более пудов товарного хлеба, статью 107 Уголовного Кодекса РСФСР и соответствующую статью украинского кодекса»^[232].

Таким образом, задним числом в вопросе о ситуации в деревне выявилась правота левой оппозиции, писавшей в своей платформе:

«Деревня за последние годы далеко шагнула по пути капиталистического расслоения. Беспосевные и малопосевные группы сократились за последние 4 года на 35–45 %; группа с 6 до 10 десятин за то же время возросла на 100–120 %; группа с 10 и выше десятин – на 150–200 %. Сокращение процента беспосевных и малопосевных групп происходит в значительной мере путем их разорения и ликвидации. Так, по Сибири за один год ликвидировались 15,8 % беспосевщиков и 3,8 % имевших до 2-х десятин посева; по Северному Кавказу – 14,1 % беспосевщиков и 3,8 % имевших до 2-х десятин посева.

Передвижка безлошадных и безынвентарных крестьянских хозяйств в середняцкие низы совершается чрезвычайно медленно. До сих пор по всему Союзу 30–40 % безлошадных и безынвентарных хозяйств, причем основная масса их падает на малопосевные группы.

Распределение основных средств производства по Северному Кавказу таково, что 50 % слабейших крестьянских хозяйств принадлежит 15 % основных средств производства; 35 % средней группы принадлежит 35 % основных средств производства и 15 % хозяйств высшей группы принадлежит 50 %. Такая же картина в распределении средств производства наблюдается и по другим районам (Сибирь, Украина и прочие).

Неравномерность распределения посевов и средств производства подтверждается и неравномерным распределением запасов хлеба у отдельных групп крестьянских хозяйств. 58 % всех хлебных излишков деревни к 1 апреля 1926 года оказалось в руках 6 % крестьянских хозяйств (“Статистическое обозрение”, № 4, стр. 15, 1927 год).