Трубадура

– Тощая, бледная, страшная… – Она даже пальцы загибала. – Давай. Не стесняйся, говори!

– Да он старый козёл! – взбунтовался Стёпа. – Такие вечно на молодых девчонок слюни пускают!

– И единственное мое достоинство, что я еще достаточно молодая… – заключительно протянула Тура.

Стёпа едва не выронил раритетное блюдо, которое, как ему пару недель назад рассказывали, было подарено прапрадеду Туры какой-то Матильдой. Судя по тону профессора, Стёпа был просто обязан знать, кто эта Матильда такая. Степан не знал, хотел потом погуглить, но запамятовал. А теперь чуть Матильдин презент не раскокал – только сверхбыстрая реакция спортсмена выручила.

Так, что именно он сказал не по-русски?

– Ты меня вообще слушаешь?

– У нас в семье только дед глухой. – Тура медленно протянула руку, а потом резко выхватила у него из пальцев блюдо. – Не лезь не в своё дело, Кузя!

Специально так его назвала. Специально, чтобы разозлить. И он разозлился. Потому что дурная донская кровь.

– Что, нравятся взрослые дядьки?

– А что, нельзя? – Глаза ярко-синие сузились до размеров бойниц. И сейчас оттуда ба-бахнет!

– У нас свободная страна, – фыркнул Степан. – Да только вот что имей в виду – этот ваш Леонтьевич явно к своим сединам ничего не нажил, кроме геморроя, гастрита и импотенции. Это всё есть – отвечаю. А денег нет.

– А мне, значит, деньги нужны от него? – с вкрадчивостью кобры перед прыжком спросила Тура.

– Ну, ничего другого в его возрасте предложить уже не могут.

– Значит, по этой аналогии… – Нежные пальчики любовно поглаживали край блюда в попугаях и гроздьях винограда. – У тебя, в твои юные годы, есть что-то иное, чтобы предложить женщине. А вот денег, опять же в силу возраста, увы… Не дороговато ли вам у нас, Степан Аркадьевич?

Разговор приобретал всё более нелепые и даже абсурдные очертания. Но Стёпа, ведомый то ли своей упёртой бараньей прямолинейностью, то ли известного качества и темперамента донской кровью, выпалил:

– У меня денег нормально! У меня… у меня… – мелькнула и тут же угасла мысль промолчать. – У меня банковский счёт в евро, и там, знаешь, нормально! И деньги все вложены, и работают. И…

– Что же ты тут делаешь тогда, такой весь из себя состоятельный и в евро?

Тон у Туры был откровенно глумливым. И объяснять про собственные умозаключения на тему переменчивости спортивной фортуны, травм, вероятности прекращения карьеры в любой момент, о троюродном брате – биржевом маклере из Афин, который очень правильные советы дал в свое время, – собственно, и не стоило. И в кои-то веки Стёпе удалось взять и кровь, и темперамент под уздцы. Он ответил спокойно:

– Ты же внучка профессора, Тура. Хотя бы иногда пользуйся мозгами. Не может быть, чтобы тебе совсем ничего не досталось от дедушки.

Ушёл тоже спокойно. Звук разбившейся посуды настиг его же на пороге комнаты.

Тура посмотрела на осколки подарка Матильды Кшесинской.

Да ты гад. Сволочь ты, Кос. Какая же ты сволочь. Греческая!

В декабре город белых ночей вполне можно назвать городом чёрных дней. Светает в одиннадцать, темнеет уже в четыре. Улицы словно накрывает тёмным сырым холодным одеялом – в Северной столице трудно дышать, и думать, и радоваться.

Стёпка предвкушал серию выездных игр. Казань, Новосибирск, Красноярск – в любом из этих городов будет лучше, чем сейчас в Питере. Установочная сессия со скрипом, но сдана, и можно сфокусироваться только на игре. Тем более что игра шла, и даже Матуш хвалил – а уж он на похвалу был скуп, будто деньгами выдавал.

– В семь в Пулково, – хлопнул в ладони Матушевич. У него даже хлопки ладонями выходили басом. – Не опаздывать. Не бухать. Баб не трахать.

– Еще бы молоток и гвозди для нимба выдали, – тихо, чтобы не услышал тренер, прокомментировал Дерягин. – При такой жизни отрастёт ведь – как бы не потерять во время игры.

Степан только хмыкнул. Последнее из числа тренерских предупреждений было для него совершенно излишним. Новое жилье, с многих точек зрения удобное, имело один существенный минус. Баб туда водить было никак нельзя. Это не обсуждалось. Ну и ладно. Злее в игре будет. Вот так-то…

В индийском ресторане негромко играла национальная музыка. На столиках в стеклянных светильниках горели свечи.

За столиком у окна уютно устроилась пара уже немолодых людей.

– Елена Прекраснейшая… – Седой мужчина импозантно целовал своей даме пальчики. – Уверяю тебя, что всё это необходимо в первую очередь для твоей несчастной девочки!

– Кирилл, ты не представляешь… – Рыжеволосая, густо накрашенная дама вздохнула во всю полноту своего пятого размера. – Она совершенно фригидная! Совершенно! Это всё Ларс, мой бывший муж. Он был невозможно холодный и закрепощённый. И это всё передалось Туре. Я чувствую в ее присутствии холод.

– Она сдерживает свою сексуальность, царица души моей. – Мужчина потёрся своей бородкой о женские пальцы. – Но ведь это и твоя дочь. Меня это невероятно возбуждает: у такой прекрасной женщины уже есть взрослая дочь. Ты в зените своей женской силы, о, Елена. Но она, твоя дочь… она сдерживает тебя.