Трубадура

– Не беспокойтесь! – замахал рукой Павел Корнеевич, заметив Стёпину попытку встать. – Всё в порядке! Разве что окно… Если не сложно, отворите.

Пока Стёпа воевал с рассохшейся рамой и соображал, что он, собственно, наговорил, Дуров привел себя в порядок. И даже нож поднял.

И вот статус-кво восстановлен. Двое собеседников за круглым столом в свете круглого абажура. Но атмосфера в комнате совсем иная.

Степан подлил Дурову в чашку заварки и кипятку, какое-то время смотрел, как профессор сосредоточенно пьет чай. Мысли собирал, слова выбирал. Надо же теперь новый рисунок игры подбирать.

– Павел Корнеевич, только вот какое дело тут… – Собственный неуверенный тон Степану не нравился, но как выправить – не понимал. – Мы не торопимся… с этим событием. Потому что…

– Всё прекрасно понимаю, Стёпочка!

Стёпочка. Замечательно. Теперь он уже Стёпочка. А не всё ли уже равно? Цифры на табло менялись как сумасшедшие.

– Я догадываюсь, что репутация у меня – как у пня замшелого, – продолжал Дуров. – Но я человек разумный. И понимаю, что каждое время имеет свои… внешние атрибуты. То, что было необходимым в мое время, сейчас… Да и в мое время, знаете ли… – Он махнул рукой, ничего при этом не уронив. И снова поднёс к губам чашку.

– Да не в атрибутах дело. То есть… понимаете… – Стёпка чувствовал себя окончательно запутавшимся. Не мог понять, где заканчивается правда и начинается обман. И есть ли этот обман вообще? Но потребность сказать какие-то правильные слова – знать бы только, какие! – именно здесь и сейчас была сильной. Практически непреодолимой. – Просто у меня в данное время период в жизни непростой. Знаете, есть шанс, что возьмут играть в национальную сборную.

Зачем он сказал об этом Дурову, Степан не представлял. О таких вещах надо молчать. Молчать до того момента, пока у тебя контракт будет в кармане. И нет никакой уверенности, опять же, что профессор вообще поймет, о чем речь. Он не производил впечатления человека, увлеченного каким бы то ни было видом спорта. Да и сами спортивные реалии были иными в те времена, когда Дурова это могло в принципе интересовать.

В своих предположениях Степан ошибся.

– Это потрясающая новость! – всплеснул руками Павел Корнеевич.

Степан поймал себя на том, что машинально отслеживает, что он при этом может уронить. А ничего. Всё устояло. – Это же такая честь – представлять страну на самом высоком уровне. Это то, чего вы хотели, Степан?

– Ну, в общем, да. Только это вопрос еще не решенный. Мне вот как раз сейчас… Точнее, через пару недель, надо будет показывать свою лучшую игру. Да и там потом…

– Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите! – Дуров выглядел крайне воодушевленным. Будто и в самом деле понимал. – У вас сейчас переломный момент в карьере. Я совершенно уверен, что Тура вас поддержит. И я тоже! Хотя от меня толку никакого, но уж чем могу… А свадьба и прочие формальности – это всё не к спеху, это подождет.

В этот миг Стёпка от души согласился с Артуром, что у него вместо головы мяч. Потому что понимать и оценивать происходящее он окончательно перестал. Вместо этого допил чай, убрал со стола, вымыл посуду. И даже стоически вынес рукопожатие профессора Дурова, которое в этот раз сопровождалось похлопыванием по плечу. Целовать по родственному в щеку старик не стал – и на том спасибо.

Вырубился Стёпка, едва коснувшись головой подушки.

* * *

Она приехала в чужой город. Незнакомый перрон, вокзал, который видит в первый раз. Непривычный воздух и очертания зданий. И лишь стела на площади Восстания пригвождает ее к этому месту, к этому городу, к себе. Протыкает все слои насквозь. Это ты, Тура Дурова. Ты. Ты всё это сделала. Ты вернулась. И пора платить по счетам.

Внезапная весна в городе словно смеялась над ней, пока автобус катил по Невскому. И город прихорашивался весной – ярким солнцем, прозрачностью воздуха, улыбками людей, золотом шпилей и куполов. Все оттеняло то, что она везла в себе. Господи, не расплескать бы. Довезти. И там, дома, можно лечь и умереть. Что еще остается?

Раньше были оправдания себя. Тем и занималась только, что успокаивала себя. А теперь оправданий нет. Сама, всё сама. Некому предъявить счёт, некого обвинить, даже Елена тут ни при чем. Разве что гены ее, угу.

– Вы к профессору?

Высокий широкоплечий парень распахнул перед ней знакомую дверь родного дома. Надо же, он еще и шутит.

– Можно и к нему.

– Заходи. – Степан посторонился, пропуская в прихожую. Протянул руку за сумкой, но Тура качнула головой. – Не тяжелая?

– Нет.

– Как съездила? Удачно?

Не то слово, Стёпочка. В груди зародился всхлип, и Тура поняла, что счёт на табло идет на минуты. И где же ей набраться сил?

– Да. Новый опыт приобрела. – Она поставила сумку на стул и открыла дверь в его комнату.

Если Степана и удивило такое развитие событий, то виду не подал – прошел за ней.

– И в какой же сфере опыт? – На самом деле, детали ему были не слишком интересны. Хотелось поцеловать, но в свете того, как они поговорили перед ее отъездом, наверное, не стоит. А вот рассказать о разговоре с Павлом Корнеевичем стоит. Но надо как-то выйти на эту… тему.