Читаем Трудная книга полностью

Впрочем, вдруг или закономерно? Да, по каким-то, видимо, законам одни условия способствуют, другие — не способствуют возникновению зла. И эти сложные закономерности требуют изучения и анализа. Это социально-психологические, бытовые, жизненные — или как угодно их можно назвать, — но причины, лежащие в нас самих, в наших отношениях, учреждениях, в органах и организациях, в порядке жизни, а больше всего — в людях, определяющих этот порядок или работу органов и организаций. Но разве на них мы не можем обрушить и разве не на них мы в первую очередь должны обрушить всю силу нашего общества, его основных, конституционных законов, чтобы все это изжить и выкорчевать — и отцов, выгоняющих детей из дому и заставляющих их воровать ботву с чужого огорода; и мастеров, выклянчивающих «кагорчик» у тех, кого они должны воспитывать; и подлецов комендантов и звероподобных воспитателей; и самодуров начальников, живущих по законам старого купеческого Замосковоречья («Ндраву моему не препятствуй»); и безликих; безгласных комсоргов и профоргов, ограждающих этих самодуров, вместо того чтобы ограждать от их «ндрава» тех, кто доверил им власть, — разве не в наших силах все это выкорчевывать и уничтожить? Разве не в наших силах, не в силах свободных людей, создать между собою и человеческие отношения, и человеческие обстоятельства жизни? И тогда будет выполнена великолепная формула Маркса: «Если характер человека создается обстоятельствами, то надо, стало быть, сделать обстоятельства человечными».

Будем же осуществлять ее!

Сознательный преступник

В предыдущей главе мы рассмотрели первую половину двуединой проблемы: обстоятельства и человек. Сложности жизни порождают и сложности воспитания, ибо воспитание — не только просвещение и пропаганда, это прежде всего атмосфера жизни, обстановка, условия жизни и труда, отношение к человеку, создание у него ощущения устойчивости и справедливости жизни и чувства хозяйского участия в этой жизни. Нарушение этого, невнимание к законным материальным и духовным нуждам человека, особенно пренебрежение к его человеческому достоинству ведет к ощущению неустойчивости и незащищенности жизни, отсюда — к неудовлетворенности, равнодушию или озлоблению, пассивному или активному в зависимости от обстоятельств, характера и темперамента человека. Отсюда — либо религия, либо преступление.

Зло зла, одно зло порождает другое. Так что же тогда получается? Вечность зла? Всесилие зла? Безнадежность, беспомощность, тупик?

Итак, мы подходим к рассмотрению проблемы с другой стороны: человек и обстоятельства.

«Кто же и в какой степени повинен в любом проступке или преступлении: тот ли, кто его совершил, или те, в чьей среде он вырос и воспитался таким?» — ставит вопрос один из моих корреспондентов и отвечает на него так:

«Правонарушение, преступление, ведь это же не минутная вспышка развинченной натуры, не личный произвол преступной воли, а очень долгий и сложный процесс нравственного падения. Он, если тщательно присмотреться, уходит своим началом в далекое прошлое, в то самое детство, о котором всегда почему-то принято говорить только приятные вещи и в радужно раскрашенной форме. Но как это подчас далеко от действительности! Ведь, слушая чей-нибудь рассказ о его жизни, вдруг начинаешь понимать, что беда этого человека лежит дальше его собственного начала, то есть уходит своими корнями в жизнь его семьи — отца, матери, братьев, сестер. Он, по сути дела, уже родился в ненормальной среде, и его настоящее лицо иным быть и не могло, ибо все его прошлое лучшему-то никак научить не могло, оно само-то было порочным. И не так уж редко случается, что человек оказывается раздавленным жизнью еще раньше, нежели он сумеет понять и осознать, что же такое настоящая жизнь?»

Все как будто бы правильно — и «сложный процесс нравственного падения», и «далекое прошлое», и «ненормальная среда», и «корни, уходящие в жизнь», и, в то же время, что-то вызывает в этой концепции несомненный протест и несогласие: а именно, «беда человека лежит дальше его собственного начала», «человек оказывается раздавленным жизнью раньше, чем…» и т. д. Во всем этом чувствуется что-то слепое и безнадежное, обреченность и бессилие, фатализм. Из того, что жизнь и судьба человека в значительной степени несомненно зависят от условий и обстоятельств и определяются ими, некоторые горе-философы делают однобокий и механический вывод.

«Есть так называемое «объективное», то есть существующее вне человека, от его воли и сознания не зависящее, оно живет и творит», — поучает меня один из таких философов. А если так, то «оно» творит и преступления — «есть причины, планомерно порождающие воровство». А если так, то отсюда вытекает и принципиальная позиция «защищать провинившихся» и «предъявлять счет обществу», то есть получается «философская основа» для оправдания преступления.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Целительница из другого мира
Целительница из другого мира

Я попала в другой мир. Я – попаданка. И скажу вам честно, нет в этом ничего прекрасного. Это не забавное приключение. Это чужая непонятная реальность с кучей проблем, доставшихся мне от погибшей дочери графа, как две капли похожей на меня. Как вышло, что я перенеслась в другой мир? Без понятия. Самой хотелось бы знать. Но пока это не самый насущный вопрос. Во мне пробудился редкий, можно сказать, уникальный для этого мира дар. Дар целительства. С одной стороны, это очень хорошо. Ведь благодаря тому, что я стала одаренной, ненавистный граф Белфрад, чьей дочерью меня все считают, больше не может решать мою судьбу. С другой, моя судьба теперь в руках короля, который желает выдать меня замуж за своего племянника. Выходить замуж, тем более за незнакомца, пусть и очень привлекательного, желания нет. Впрочем, как и выбора.

Лидия Андрианова , Лидия Сергеевна Андрианова

Публицистика / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Попаданцы / Любовно-фантастические романы / Романы
Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука