Трудная книга

Поворот в твоей жизни начался после того, как судьба развела тебя с подлинным другом и ты нашел другого «друга» уже в кавычках и, как безвольная тряпка, пошел вслед за ним, за этим самым Сашкой. Ты учился в это время уже в речном училище. Видишь, кстати, какие разные возможности предоставляла тебе Родина, на которую ты хочешь свалить вину за свои беды. А что тебя прельщало на этом новом пути, который она открывала перед тобой? «Я представлял, как буду ездить по разным рекам, в разные города, видеть очень много волнующего, интересного», — пишешь ты. Ты хотел только удовольствий — видеть, смотреть, но никак не хотел принять связанного учебой и будущей профессией труда: «Вскоре я понял, что вынести четыре года строжайшей дисциплины мне трудно. Меня тянуло в город, на танцы, к Сашке. Самоволки мои не прекращались, никакие начальники не могли меня удержать». Но начальники пытались тебя удержать, беседовали, вели с тобой упорную и терпеливую работу, но удовольствия тебе оказались дороже, и ты добровольно ушел из училища.

Так я излагаю твою жизнь? Кажется, правильно.

И после этого ты позволяешь себе перейти на «высокий штиль» и воспевать свои достоинства: «Я очень ценю мужскую дружбу и дорожу ею. Если мой друг а беде, я жертвую всем, даже если потребуется моя жизнь, для хорошего друга». Все это фальшь! Это ты говоришь ради того, чтобы оправдать тот случай, когда, по твоим же словам, вы со своим «другом» сознательно пошли на хулиганство, закончившееся поножовщиной и твоим ранением. Брось хоть теперь напыщенные слова о мужской дружбе. Настоящий мужчина должен, прежде всего, уметь выбрать настоящего друга. Почему же ты не увидел такого друга в отце, в командире роты, который вел с тобой терпеливую, но, к сожалению, неблагодарную работу? Нет, ты пошел за этим Сашкой, который вел тебя от преступления к преступлению, и до сих пор видишь в этом какую-то мужскую доблесть. Эту доблесть ты видишь и в том выводе, который сделал из этой поножовщины: «Раз вы меня порезали — и я вас порежу». И, выздоровев, ты пошел именно по этому пути, преступному пути. «Снова пошли танцы, вино, гулянья». Это опять твои собственные слова.

К этому времени у тебя наметился еще один конфликт: ты встретил девушку, которая показалась тебе очень хорошей, но о которой, по твоим словам, «люди пожилого возраста могли бы иметь весьма нелестное мнение». «Но она была современная девушка, носила узкую юбку и туфли на гвоздиках, красила губы и брови». Кроме того, «на ее пути попался какой-то стильный донжуан, она хотела поверить в него, но ошиблась».

Одним словом, разреши тебе заметить, заботливая мать — а мать у тебя, по всем признакам, очень заботливая и умная женщина — не могла не обеспокоиться этим знакомством. Но «мы сами с усами» и слушать никого не привыкли. И начались скандалы. Ты ничего не хотел слушать, хотя и ничего, по сути дела, не понимал. «Современная девушка… узкая юбка и туфли на гвоздиках, крашеные губы и брови». Это типичный идеал танцплощадок с местными донжуанами и тянущимися за ними бездумными лоботрясами вроде тебя. И вы не видите, и не хотите видеть, и клеймите, позорной в ваших устах, кличкой «идейная» тех подлинно современных девушек, которые ведут честную и чистую жизнь, которые мечтают о настоящей дружбе и чистой любви и часто, не находя ее, хиреют или сдаются перед осаждающей их пошлостью.

«Я не могу понять, почему так: отцы, братья, сестры боролись за наше счастье, проливали кровь, а наше поколение ведет себя недостойно. Ведь сейчас молодежь очень разболтана. В парк ходить нисколько не хочется, что там интересного? Приглашая тебя, обращаются как к дереву: «Ну, пойдем, что ли?» Хотя этого юношу я вижу впервые. А если откажешь, могут оскорбить и даже ударить. А если придут в гости, то несут не букет цветов, а бутылку водки.

Я думала, что буду жить при коммунизме. Но сейчас все больше и больше убеждаюсь, что к коммунизму с такой молодежью, как мы, прийти будет очень трудно» — так мне написала с Алтая одна студентка.

Вот как горько чувствуют себя в вашем окружении подлинно современные девушки — девушки чистой души и совести.

Я ничего не хочу сказать плохого о Вере. Наоборот, я вполне допускаю, что она была действительно хорошая девушка — вы с нею ходили в театр, обсуждали спектакли, спорили. Очень хорошо! Только почему же ты везде ее называешь «девчонкой»? Это что, «современно»? Да нет же, это пошлый жаргон танцплощадок. Она — девушка! И она, видимо, достойна этого уважительного слова. Встретив тебя пьяного, с тем самым злополучным Сашкой, Вера настойчиво пыталась тебя оторвать, увести от «друга». Но Сашка оказался для тебя дороже. Ты оттолкнул руку помощи, которую протянула тебе любящая девушка, и пошел на свое последнее преступление.