Трудная книга

А если говорить о заряде, то не придется ли тогда поставить в один ряд пьянство и религию, психическую болезнь, самоубийство и преступление? Неустроенность человеческой жизни. Разная неустроенность: от смерти матери и неудачной любви до неприятия всего мира. Но так или иначе, человек не находит своего места в жизни, не может понять «жизнь и себя» и не может разрешить возникающие перед ним противоречия. Создается внутренний конфликт, приводящий либо к одному, либо к другому, либо к третьему, но одинаково больному и уродливому. А причина? Неустроенность мира? Да, в чем-то виноват, видимо, и мир, и безусловно в чем-то виноват, и на его переустройство, на улучшение его направлены все наши планы и цели, вся наша деятельность и деятельность каждого нормального, здорового человека. Но один мой тамбовский корреспондент сделал из этого свои выводы:

«За все периоды моей жизни, — пишет он мне, — я встречал много людей, как плохих, так и хороших, и, соответственно, видел много хорошего и много плохого, короче говоря, каждая среда и каждый промежуток моей жизни оставлял в моем сознании след. На основании такой жизни я и разочаровался. И вот, чтобы уничтожить это разочарование, я решил чем-то его заглушить и нашел выход, но выход не ахти хороший — начал пить».

Он разочаровался! Что в жизни есть много хорошего и много плохого, что среди людей есть хорошие и плохие — в этом никакого открытия Америки нет, но причем здесь разочарование? Пусть даже он решил, что в жизни, как и среди людей, больше плохого, чем хорошего, а причем здесь водка?

«Пью здорово, напиваюсь до потери сознания, начинаю с малого — бутылочку на двоих, потом еще и еще. Вы прекрасно знаете, к чему может привести и приводит выпивка. Ведь человек парализуется, он становится дряхлым, умственные способности его притупляются, он становится бессовестным и лживым. Вино приводит и на скамью подсудимых.

Все это я знаю и хочу покончить с выпивкой, но у меня не хватает силы воли, и как найти ее — один не могу. В голове у меня полный беспорядок, я совсем растерян и не могу сосредоточиться. Работа мне не нравится, жизнь беспорядочная, без всяких целей — это не жизнь, а просто, что называется, коптить небо. Всему вина — вино.

Григорий Александрович! Если вы помогли Виктору Петрову стать на правильный путь, то должны и мне посоветовать, что мне делать дальше, но так продолжаться не должно».

Вот вам и несовершенство мира и «разочарование»… Нет, это только прикрытие для несовершенства личности. Мы видели и еще больше увидим, как при самых тяжелейших обстоятельствах сила духа берет верх над их гнетущей властью, и человек не ломается, не гнется, а еще больше поднимается над ними, подчиняя их себе, крепнет, растет и возвышается. Как у Лермонтова: «Ты видел зло, и перед злом ты гордым не поник челом». Это те, кто идут в фарватере «белой» Арагвы, счастливой и чистой. А эти: мир плох, мир меня не устраивает, ну и я буду плох, пропади все пропадом, буду жить как живется. Разочаровался! А кто же, повторяю, будет перестраивать мир? Разве не человек является движущим началом жизни? Мир плох не только плохими людьми, их, может быть, не так уж и много — мир плох слабыми людьми, которые ссылками на плохой мир прикрывают собственное слабоволие, бессилие, а порой и собственную распущенность и низменность. А сильный человек даже из самых низин падения и самых тяжелых испытаний может подняться и найти выход к настоящей жизни. Как яркий пример этого приведу еще одну тяжкую, но глубокую исповедь сначала совсем потерявшегося, а потом снова нашедшего себя и осмыслившего все человека.

«Вот еще одно человеческое дыхание врывается к вам. Выслушайте меня.

Отец мой работал начальником почтового отделения третьего класса, то есть в самой глуши.

У отца с матерью нас было шестеро детей. Как и все дети нашей страны, я учился, но школа больше привлекала меня, сорванца, как место сборища других сорванцов.

А взгляд моих родителей на школу выражался примерно так: все дети учатся, и я должен учиться. От всех детей родители требуют, чтобы они учились, и мои родители требовали того же.

В понятии взрослых «требование» определялось своего рода опекой, внушающей страх, основным атрибутом которой являлась порка, и постепенно уроки приняли для меня форму обязанности, как и работа по хозяйству. Но вошедшая в мои обязанности работа «по хозяйству» стояла на первом месте: прибегая из школы, я должен был съездить на санках в лес за дровами, обеспечить дом топливом до следующего дня, напоить и накормить скотину и переделать массу других дел.

Вообще, в послевоенные годы жизнь требовала от детей таких же серьезных усилий и напряжений, как и от взрослых. Но не все люди сильны в трудный час. (Тоже знаменательное слово! — Г. М.) Узкий, односторонний кругозор, не дающий понять жизнь и свою собственную сущность, порождает не развитие мысли, не обогащение ее, а все большее зарастание ее сорняком, по мелкодумью которого проходит жизнь человека.