Но, несмотря ни на что, всегда и везде красной нитью через всю мою жизнь, через все трудности, лишения и несчастья я нес веру в справедливое, лучшее, в правду. Мне казалось, что только здесь, где я нахожусь, нет ее, а там, где-то, все по-другому. Там не так горько и унизительно идет жизнь. Я верил, а чувства мои и сознание засасывались рутиной, атмосфера которой смешала, отодвинула в неопределенное эту «веру», оказывая извращенное, пагубное воздействие на неоформившееся сознание. В этой атмосфере я жил угрюмой и замкнутой жизнью. Холодное безразличие созревало и наполняло мою душу.
На втором году учебы со мной случилось несчастье, положившее начало тому страшному пути, по которому я иду и сейчас. Иду вразрез со своими понятиями и чувствами. Иду, конвоируемый законом, под молот которого толкнул меня быт, от меня не зависящий, и мое сознание, зависящее от быта».
Я умолчу о конкретной истории этого человека. В ней нет ничего выдающегося, хотя именно этим-то, своей обыденностью, она и страшна: первая судимость по легкомыслию милиции, затем по прихоти начальства, потом уже по собственной вине. Щадя читателя, я, где можно, стараюсь не говорить о самих преступлениях, но исследовать их причины — наша задача. И этим исследованием меня и заинтересовало большое, на сорока страницах, письмо Андрея Матвеева, письмо искреннее и беспощадное и к жизни, и, что особенно важно, к самому себе, и потому я его продолжу:
«Если посмотреть на мою прожитую жизнь совершенно бесстрастно, «чужими» глазами, то поневоле думается, что все отрицательные стороны жизни как бы нарочно сопровождали меня всюду, всегда и везде. И оглядываясь назад, я не вижу в своей жизни ничего хорошего, теплого, достойного воспоминания, а подчас и ничего человечного.
Однако я не хотел бы этими словами создать впечатление жалобы на жизнь. Нет. Я полагаю, что моя жизнь была необходимой данью времени. Лишь только скорбь сожаления о холостом ходе лучших лет пронизывает меня при воспоминании о прошлом. При этом я знаю, что во мне достаточно здоровых сил и энергии, чтобы в дальнейшем жить совершенно по-другому. И я совсем не хотел бы, как говорят иные, родиться в другое время, ибо живущий в мое время, на моем месте должен был бы прожить свою жизнь так же, как и я, если бы обстоятельства жизни были те же самые.
Это закон необходимости. В значительной степени эти обстоятельства определялись войной, давшей отрицательный осадок на многие и многие жизни людей.
Собственно говоря, я не нашел в жизни своего места, которое могло бы захватить меня полностью. Окружающее меня не удовлетворяло, и в том взгляде на жизнь стал все чаще проявляться след, оставленный тюрьмой. (Об этом будет речь дальше. —
В литературе, которую я по-прежнему читал, я находил как бы забвение, не зная, куда уйти от повседневности и обыденности, которая во мне в ту пору вызывала лишь одно чувство — безнадежность. Помню, когда я читал «Молодую гвардию», я находил в ее героях родственные чувства, я понимал их, но мне казалось, что их не окружал слой обывательской плесени, рыгающий всем жалким, алчным и грязным.
По-видимому, литература потому не создала в моем сознании определенного, цельного отношения к жизни, что вперемежку с книгами, в которых я читал о людях своего времени, близких и понятных мне, я читал также и такие произведения, понять которые мне было еще не под силу. Но, помню, я жадно ловил своим сознанием отношение к жизни таких образов, как Рудин Тургенева, Печорин Лермонтова, Онегин Пушкина. Их жизнь вне жизни (!) утверждала во мне и мое отношение к ней. Я не мог в то время объяснить беспродуктивность жизни этих героев беспродуктивностью того государственного строя, родившего и создавшего их.
Какая-то небрежность и легкость отношения к окружающему овладела мной. Я часто менял место работы, совершенно беспричинно и бесцельно шел работать на другое место. Деньги при этом не имели в моих глазах никакого значения. Просто я видел что-то не так, и это на меня действовало. (Опять очень важные признания: «что-то не так», «легкость отношения», «беспричинно и бесцельно». Психология! —
Описание всех сторон жизни, отразившихся на моем воспитании, вместить в границы письма очень трудно. Но тем не менее о более существенных из них придется рассказать.
Я всегда остро чувствовал несправедливость того или иного явления, той или иной стороны жизни.
Когда мне, например, присудили платить 15 процентов зарплаты за то, что я, будучи шофером, не захотел работать грузчиком по прихоти директора хлебопекарни, я отказался выполнять эту повинность. А так как я без этого не мог никуда устроиться, я стремительно пошел «на дно».
Но кто мне объяснял и кто мне мог объяснить, что эта форма наказания являлась нужной в тот трудный момент жизни общества, в котором была наша Родина в военные и послевоенные годы? Что это наказание было необходимостью, служащей большой цели? (Интересная попытка подняться над горестями собственной жизни! «Закон необходимости». —