Читаем Трудная книга полностью

А вот жалоба отца, честного советского человека, капитана второго ранга в отставке, больного бронхиальной астмой, на собственного сына. Сын десять лет прослужил на флоте офицером и потом пошел вниз, на дно. Им занималось командование, флотская общественность, офицерский суд чести, а он продолжал и продолжал катиться вниз, превратился в тунеядца и пьяницу, грозу и несчастье семьи, избивал жену, отца.

А вот циничное письмо ко мне:

«На днях я не без интереса прочитал вашу книгу. Не без интереса потому, что не только косвенно, а именно прямо отношусь к категории тех, кого вы пытаетесь показать в вашем произведении. Правда, я не совсем такой — у меня не низкий лоб дегенерата, не бегающие глаза, не скошенный подбородок и не гнилые зубы. Я нормальный человек тридцати лет с вполне приличной физиономией, с неплохими для окружающих манерами. В купе вагона или в другом месте, в театре (представьте себе, что я хожу в театр: когда интеллект выше, легче украсть) меня принимают за инженера или военного в штатском. Но я вор, вор с 12 лет, а с 16 лет, как говорится, «в законе»… Правда, сидел я не часто, внешность и небольшая начитанность иногда спасали от решетки. Я объездил весь Союз и сам, и под конвоем, но сейчас, после праведных трудов, для нас наступает полоса затишья, и хочется отдохнуть, помечтать и даже съездить на курорт (очень жаль, что у нас нет профсоюза!). Дух времени — приходится идти в ногу с модой. А кстати, почему во всех криминальных агитках «воры» обязательно грабят бедных старушек и снимают часы у передовиков производства. Ведь так много квартир, где живут солидные бобры — завмаги, снабженцы, лауреаты, да и вы, писатели. Вертанул такую «хатенку» и — в камыши месяца на четыре. А вам не убыток: завмаг украдет, вы писанете книжонку — и все, а нам, бедолагам, на молочишко.

Одним словом, до светлого будущего коммунизма еще далеко, завязывать мы не собираемся и в человеческие начала не верим.

Фамилию не напишу, ибо знаю, что это значит: не из-за трусости, а просто не хочу вашего так называемого общественного мнения».

Последней оговорке относительно трусости верить, конечно, трудно. Послушаем, что говорит о себе человек, имеющий девять или десять судимостей (сам сбился со счета), но понявший в конце концов, что так жить нельзя, что это «мерзко, низко и подло»: «Когда-то я был «авторитетным вором», и как стыдно сейчас, когда я честно работаю, вспоминать, как я этого добивался. Всю жизнь я был трусом и слабохарактерным человеком, но никогда никому этого не показывал и старался среди негодяев быть самым отъявленным, чтобы, боже упаси, кто-нибудь не заметил, что я боюсь будущего».

Кстати, хоть и не в этот адрес, но об этом очень хорошо сказал старый немецкий философ Фихте:

«…Всякий, считающий себя господином других, сам раб. Если он и не всегда действительно является таковым, то у него все же рабская душа, и перед первым попавшимся более сильным, который его поработит, он будет гнусно ползать. Только тот свободен, кто хочет все сделать вокруг себя свободным…».

Так и здесь.

А вот мнение того, кто провел с ними не один год жизни.

В одной газете я прочитал отчет об обсуждении «Чести», и в нем среди прочих мнений был упрек в том, что я недостаточно разоблачил в своей повести таких «героев», как Витька Крыса и ему подобные. А потом автор этого замечания, заключенная Брук, сама прислала мне большое, написанное карандашом письмо. В нем рассказывается самая обычная, с точки зрения того, что мы уже знаем, жизнь: арест отца в 1937 году, вторичное замужество матери, развал в семье, разлад в душе впечатлительной девочки, занимавшейся в то время в хореографическом училище при Большом театре, потом побег из дому, бродяжничество, воровство, — «и так я пошла по течению, уже познав жестокость и дикость преступников». Типичное «зло зла», приведшее к тому, что девочка, готовившаяся быть балериной, сама стала носителем зла, как она себя называет, воровкой в законе. Но все это шло, видимо, от какого-то отчаяния и безнадежности, а потому основу натуры не затронуло, и вот, осознав и осмыслив все происшедшее, она со всей беспощадностью раскрывает и разоблачает живущее до сих пор зло этого злого мира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Целительница из другого мира
Целительница из другого мира

Я попала в другой мир. Я – попаданка. И скажу вам честно, нет в этом ничего прекрасного. Это не забавное приключение. Это чужая непонятная реальность с кучей проблем, доставшихся мне от погибшей дочери графа, как две капли похожей на меня. Как вышло, что я перенеслась в другой мир? Без понятия. Самой хотелось бы знать. Но пока это не самый насущный вопрос. Во мне пробудился редкий, можно сказать, уникальный для этого мира дар. Дар целительства. С одной стороны, это очень хорошо. Ведь благодаря тому, что я стала одаренной, ненавистный граф Белфрад, чьей дочерью меня все считают, больше не может решать мою судьбу. С другой, моя судьба теперь в руках короля, который желает выдать меня замуж за своего племянника. Выходить замуж, тем более за незнакомца, пусть и очень привлекательного, желания нет. Впрочем, как и выбора.

Лидия Андрианова , Лидия Сергеевна Андрианова

Публицистика / Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Попаданцы / Любовно-фантастические романы / Романы
Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука