«Подтолкни падающего, пусть выживет сильнейший», — думает втихомолку один. «Ну что мне делать? Что делать? Воровать?!» — кричит в исступлении другой. «Дело хозяйское, — пожимает плечами третий. — А попадешься — посадим». «А что я сделаю? Мне самому до себя», — трусовато прячет глаза четвертый. «Нет, врешь! Шалишь! — стискивает зубы пятый. — Или я хуже других? Выстою!» «Э, была не была, хоть час, да мой!» — безнадежно машет рукою шестой. «Смотри! Час минуешь — день живешь, день минуешь — век живешь. Удержись!» — советует седьмой. «Поддержи! — продолжает восьмой. — Кусок черного хлеба в трудную минуту дороже золота. Поддержи!» И так — девятый, десятый, пятнадцатый, двадцатый. Каждый в одних и тех же обстоятельствах решает по-разному. Так что же тогда решает в конце концов — обстоятельства или человек?
ЧАСТЬ V
Весы Фемиды
Какая это все-таки трагическая фигура: женщина с завязанными глазами, бесстрастное лицо, весы в руках — чаша правды и чаша неправды, инструмент истины. Фемида, символ бесстрастия. Но может ли быть бесстрастие в кипучей, полной страстей человеческой жизни? И не здесь ли заключается трагизм символа — в самом бесстрастии, ибо как великолепно сказал Ленин: «…Без человеческих эмоций никогда не бывало, нет и быть не может человеческого искания истины». И не здесь ли заключается вся его философская глубина: не ошибиться, при всех трудностях, при всем кипении страстей не ошибиться и найти истину, защищая общую жизнь, не забыть о частной, простой человеческой жизни, которая никогда больше не повторится.
Но, как всякий символ, он воплощает в себе самую общую, самую чистую и в чистоте этой трудно достижимую и тем не менее не теряющую своей притягательности и обаятельности нравственную идею. Справедливость. И, как все порожденное высшими устремлениями человечества, но не всегда решенное им в ходе своего развития, идея справедливости воспринята нами в качестве исторического наследия, которое мы должны осуществить в жизни.
Труднейшая задача, но ее никто с нас не снимет. А как всякая задача, она начинается с анализа: что мешает нам ее разрешению, какие иксы и игреки стоят на нашем пути?
Вот и попытаемся произвести этот анализ.
«Имею ли я право верить?
Может, я не имею права обращаться к вам, потому что я ношу позорное имя — преступник. Но, однако, мне хочется верить сердцем, что вы обратите внимание на мои слова, поможете хотя бы отцовскими советами. Хотя я еще и мало прожил на свете, мало что видел, но я хочу описать горькую правду. Я верю, что эти слова найдут место у тех людей, кто понимает объективно, что такое жизнь и что такое человек.
Я родился в Литве, в семье столяра.
В 1951 году я окончил среднюю школу с золотой медалью и хотел поступить в Политехнический институт, но родители стали отговаривать меня и твердо настаивали на том, чтобы я поступил в Каунасскую духовную семинарию. Я от этого категорически отказался, ибо уже хорошо понимал цель священников. Это аферисты, обманщики и грабители народа. Ясно, что в свое время в Литве господствовала католическая церковь, которая глубоко сумела проникнуть в массы, народ был неграмотный, а рабочие последние гроши отдавали «богоносителям», чтобы те помолились за их души. Ну, я в свое время это все понял и не хотел быть врагом народа, не хотел жить за счет других, стать вечным подлецом.
Когда я дал отцу решительный отказ, он мне сказал: «Раз ты смел противоречить отцу, ты мне больше не сын и иди на все четыре стороны». Эти слова я никогда не забуду. Я ушел из дому, приехал в Каунас и поступил, как и мечтал, в Политехнический институт, нашел частную комнату. Жить было тяжело. Но, однако, я твердо верил в будущее, вдали видел светлый маяк, куда протягивал свои руки; учиться мне было нетрудно, ибо я в математике чувствовал себя твердо. В свободное время или же в выходные дни я ходил на товарную станцию, где разгружал разные грузы, за что получал деньги. Вместе со стипендией мне этого вполне хватало. Я верил, что рано или поздно родители поймут меня. Но получилось не так.