Трудная книга

Так и в деле Анатолия Касьянова. Парень, конечно, виноват. Его, конечно, нужно проучить и осудить. Но осуждение есть осуждение, это прежде всего общественный, моральный акт; но обязательно ли он должен быть связан с тюремным наказанием?

Пусть даже Анатолия Касьянова, как говорится, «в порядке общего предупреждения», а попросту, «в поучение другим» и нужно было наказать, но ведь… Простите, товарищ с ямочками на щеках, да представляете ли вы, что такое 15 лет, или это для вас только цифра? Вы указываете наманикюренным пальчиком на статью закона, но ведь закон, настоящая-то Фемида требует сурового наказания для настоящих бандитов, представляющих опасность для общества. А здесь? Ну как не вспомнить здесь великолепные слова Маркса: «Позор преступления не должен превращаться в позор закона…»

«Мудрый законодатель предупредит преступление, чтобы не быть вынужденным наказывать за него, — говорит он и, исходя далее из необходимости разумности и гуманности государства, продолжает, — безусловный долг законодателя — не превращать в преступление то, что имеет характер проступка… С величайшей гуманностью должен он исправлять все это, как социальную неурядицу, и было бы величайшей несправедливостью карать за эти проступки как за антисоциальные преступления»[17].

А здесь? Что здесь? Именно проступок, неурядица, пусть глупость, малодушие перепугавшегося мальчишки, который в минуту испытания не сумел стать героем, но он никак не собирался, не думал и, по существу, не был преступником. Об этом писал мне и его воспитатель — душевный человек капитан Михеев. Ведь нужно же действительно отличать проступок от преступления! Проступок может совершить морально совершенно чистый человек, и, наоборот, самая последняя, гнилая дрянь может тайно и хитро делать свое дрянное дело и быть неуловимой — если подходить с той самой формальной точки зрения. Я знаю дело, по которому привлекался и был осужден человек случайный и безобидный, а настоящие хищники сидели здесь же, в зале суда, одним своим видом терроризируя свидетелей, которым заранее грозили расправой за неугодные им показания. И настоящий суд должен уметь отличать паразитов от людей честных, рабочих, сделавших какую-то, пусть даже и серьезную, но случайную ошибку, — в этом его подлинная мудрость, тонкость и искусство. Вот почему я хочу подчеркнуть это слово: правосудие. Речь ведь идет не только о том, что делать с подсудимым и где он проживет какое-то количество лет. Речь идет о гражданском лице человека как члена общества и, в конечном счете, его нравственном лице. Что будет, с ним? Очень хорошо об этом сказал Гюго: «Как зловещ этот миг, когда общество отстраняется и навсегда отталкивает от себя мыслящее существо».

Суд — это прежде всего нравственный акт, и задача его тоже прежде всего нравственная: доказать и убедить подсудимого в его виновности. Тогда он любое наказание примет как должное, как акт общественной справедливости. «Это невозможно! — в один голос воскликнут сторонники формального права и формального суда. — Любой подсудимый всегда будет отрицать свою вину». Всегда? Пожалуйста! «Судили меня правильно. На протяжении года мы с сообщниками занимались воровством в магазинах, складах, мастерских, где были и два убийства. Подробно описывать не стану, самому совестно. Мне вынесли высшую меру, которую заменили потом 25-ю годами. Это наказание я заслужил и никого не упрекаю и не виню, потому что виноват только сам во всем. Я хочу только, чтобы меня не забыли люди».

«Я получил расстрел за убийство своей любимой девушки, без которой жизнь моя не имеет никакого смысла даже и сейчас, хотя ее уже нет пять с лишним лет. До встречи с этой девушкой я не верил, что существует какая-то любовь. А сейчас я верю в это — это сильнее смерти и всего на свете. Меня может понять только тот, кто любил или любит. А сейчас я просто счастлив, зная то, что я больше не буду ощущать на себе это слово — его муки и страдания.

Убийство я сделал не умышленно, хотя это сейчас доказать практически невозможно».

Вообще, это проблема громаднейшей важности: закон и совесть.

В газете «Известия» как-то была напечатана интересная в этом отношении статья — «Не по совести». В ней говорилось о том, как ночью в дом одинокой женщины, работницы Марфы Котляровой, матери троих детей, ломился пьяный хулиган, грозивший расправой над всей семьей. Он выломал дверь и стал уже душить Марфу. Тогда обезумевшая от страха женщина плеснула в нападающего подвернувшейся под руку уксусной эссенцией и повредила ему глаза. И вот как рассудила Фемида: Марфу Котлярову на три года лишить свободы, детей отдать в детский дом, а на лечение и дополнительное питание пьяницы и дебошира Максименко взыскать еще с подсудимой 267 рублей, возведя его, таким образом, на пьедестал мученика.

А судья Соколова, ссылаясь на статьи Уголовного кодекса, говорит:

— Меня упрекают, что приговор вынесен не по совести. Я считаю, что такая моральная категория существует не для судьи. Для него существует только закон.