Трудная книга

Период культа личности сказался, конечно, и здесь — и в юридической науке, и в судебной практике, и, прежде всего, в деятельности руководителя и идеолога юстиции того времени А. Вышинского. Исходя из политически неверного сталинского тезиса об обострении классовой борьбы по мере приближения к коммунизму, он делал целый ряд столь же неправильных теоретических и практических выводов, которые сводились в общем к односторонней идее подавления, быстрейшего обнаруживания и решительнейшего подавления всех и всяческих проявлений этой борьбы. Отсюда — подозрительность и доносы, отсюда — сила и острота репрессий, отсюда — массовость и обязательность репрессий, когда судья обязан был судить и осудить за связку колхозной соломы, за 21 минуту опоздания на работу вплоть до осуждения директора, если он не передает дело об этом опоздании в суд. Отсюда же — пренебрежение к личности преступника, к обстоятельствам преступления, к характеру преступления, стирание граней между преступлением и проступком. Отсюда — пренебрежение вообще к объективному разбору, суд «на глазок», «по максимальной вероятности», «по максимальному приближению к истине» с пренебрежением к объективной истине во имя истины относительной и приближенной.

Теперь все это постепенно искореняется, пересматривается и перестраивается, переосмысливается вся проблема, и идея голого подавления заменяется ленинской идеей сочетания подавления с предупреждением и воспитанием. Из старых ошибок делаются выводы, исключающие их повторение, повышаются требования к судебным работникам, но делать это нужно, все-таки, более энергично и более последовательно. Ведь исходная позиция в решении всех этих вопросов теперь сформулирована в Основах уголовного законодательства совершенно точно: «…чтобы каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию и не один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и не осужден». Нужно только с такой же точностью, с максимальной ответственностью и искусством проводить эту позицию в жизнь. А главное, нужно, чтобы проводилось это не чисто и не только аппаратным путем, когда на прокуратуру приходится жаловаться в прокуратуру, но и само общество в той или иной мере, в той или иной форме могло бы принимать в этой работе свое разумное участие. Ведь дело-то его, кровное!

Да, с преступностью нужно бороться, ее нужно и выкорчевывать, и выжигать, и, кого следует, нужно «заталкивать, чтобы не вылезали», но только того, кого следует, ибо «государство, — напомню слова Маркса, — не может легкомысленно отстранить одного из своих членов». Это — ответственное дело, его нужно делать с умом и совестью.

Но беда, если это ответственнейшее право попадает в безответственные и легкомысленные руки. Потому что право в этих руках из орудия защиты общества превращается в нечто себе противоположное. Это можно было бы подтвердить целым рядом примеров — приведу из них один, самый достоверный, безупречно достоверный, потому что рассказал мне его не преступник, обозленный на «юриспруденцию», а честный и умный представитель этой самой «юриспруденции», бывший судья, сейчас адвокат, секретарь партийной организации С. П. Авдеев. История давняя, берущая начало со времен культа личности, но продолжавшаяся в последующие годы и потому поучительная.

Жил-был парень, молодой, влюбленный. Было ему 16 лет и ухаживал он за одной такой же юной девушкой. И все шло хорошо. Но однажды, сговорившись с этой девушкой идти вечером в кино, он услышал от друзей, что она такое же обещание дала кому-то еще. Зародилось сомнение, но по уговору он все-таки зашел за ней в конце летнего дня. Девушка заколебалась, стала ссылаться на какие-то дела и обстоятельства и этим подкрепила его сомнения. Произошла размолвка, парень ушел и, проходя мимо окон дома, увидел сушившиеся на окне босоножки своей подруги. Недолго думая, он взял одну босоножку и сунул ее в карман, чтобы она без него уже ни с кем и никуда не могла уйти. Но на его беду здесь проходил милиционер и сразу же схватил его за руку. И все пошло своим ходом: милиция, протокол, суд. На следствии незадачливый Ромео, естественно, не решался рассказать истинную причину своего «преступления», но на суде все было вскрыто, подтверждено показаниями смущенной Джульетты, и судья Авдеев, не найдя в этом наивном и смешном поступке состава преступления, решил прекратить дело. Разумное и человеческое решение.