Ну а если начальник, как в данном случае, неправ? Или, тем более, если он плохо организует труд или заставляет заключенных бесплатно работать на себя или совершает другие злоупотребления, вплоть до взяток за представление к условно-досрочному освобождению. Тогда все это оборачивается другой стороной и направляется, по сути дела, против общества, потому что это не только не способствует нравственному воспитанию вверенных ему людей, а, наоборот, деморализует их, порождая угодничество, приспособленчество и, следовательно, подлость. А подлость вообще и всегда является нравственной основой преступления. А потому из заключения могут освободиться иной раз и люди совершенно недостойные — с виду тихие, смирные, но хитрые, притаившиеся и потому вдвойне опасные бациллоносители зла, которые потом, выйдя на волю, могут раскрыться во всей своей красе. Потому что один — подлинный, высокий принцип воспитания подменен другим, частным и более низким, — принципом слепого подчинения, а на место думающего воспитателя стал себялюбивый бюрократ. Одним словом, чтобы быть воспитателем, надо, в первую очередь, самому быть в своих поступках честным и чистым, в своих отношениях с людьми правдивым и принципиальным, таким, чтобы люди почувствовали в себе желание быть таким же. И в то же время в человеке нужно видеть человека и бороться в нем за человека, и он откликнется.
Вот рассказ об этом:
«В 1956 г. я прибыл в колонию, где начальником был подполковник Пестряков. Это опытный, строгий, но справедливый начальник. Мне кажется, только таким должен быть истинный коммунист. Он видел всех нас, знал обо всех наложенных взысканиях, но не оставлял без внимания и благородные поступки. Он быстро завоевал симпатию всех заключенных, не исключая и нас, головорезов. Я впервые встретил чекиста, к которому с таким уважением относились и самые закоренелые преступники. Он нас вызывал и по одному и коллективно для бесед и старался как можно глубже узнать все о нас. Он видел, что почти в каждом из нас теплится искорка надежды и желания стать на истинный путь, и прикладывал все силы, чтобы зажечь эту искру. И он своего достиг. Все стали хорошо работать, а некоторые и учиться.
Я принял бригаду и пошел учиться на курсы повышения квалификации. Там я заочно, через переписку познакомился с женщиной, которая уже имела ребенка. Начальник каким-то путем узнал об этом, пригласил меня на беседу. Я удивился его осведомленности — он, оказывается, уже все знал о ней, даже беседовал с ней и теперь хочет знать о моих намерениях, честно. Я сказал, что хотел бы соединить свою судьбу с ней. Он мне разрешил личное свидание с ней и раз и два, и вот осуществилась моя заветная мечта: она родила мне сына. Большего я ничего не желал. И, видя меня счастливым, он тоже был доволен. И когда на беседе сказал ему: «Я не знаю, как вас благодарить», он просто, вроде как по-отцовски ответил: «Скажи, ты счастлив?» Я сказал: «Да!» — «Вот этим ты меня и отблагодарил»».
Мы читаем этот рассказ и забываем, что дело происходит за решеткой. Перед нами два человека: один — слабый и потому несчастный, напутавший в жизни и потому изолированный от жизни, а другой — сильный и мудрый и облеченный властью и доверием общества и потому помогающий первому найти свое счастье и свою дорогу в жизни. Вот это и есть человечность.
Одним словом, высокие задачи воспитания трудных и исковерканных жизнью людей заключаются в том, чтобы вернуть их в общество нравственно обновленными. Подавлять низкие стороны личности и взращивать высокие и этим самым взращивать и поднимать саму личность человека. Бездельника сделать прилежным работником и помочь ему постигнуть радость труда. Утратившему идеалы или не имевшему их дать цель и вдохновение, спасти надежду. Неуравновешенного и невыдержанного научить контролировать свои поступки, подчинять их цели, воле, разуму. Одним словом, очеловечить человека, вызвать в нем глубокие нравственные силы и вывести его в общество как полноценного гражданина. А для всего этого нужно отвергнуть огульное отношение к преступнику как к безнадежно презираемому существу и даже предмету, как к представителю мира «фауны». Даже в худших людях нужно искать лучшие качества и выращивать их. А кто ищет, тот всегда найдет, если он по-настоящему ищет.
Вот только в этом случае заключение может выполнять свою задачу защиты общества не путем простого ограждения, а путем преодоления зла.
Отсюда вытекает третий вопрос — сроки. Что они означают? Тяжесть возмездия или перспективу исправления? Пять, десять или пятнадцать лет — почему? Во имя чего? Цель? Если сейчас человек порвал какой-то нерв, связывавший его с обществом, а что будет через десять — пятнадцать лет?