«Нужно учесть и то, что работники колоний от длительной работы и общения с заключенными сильно и порою для себя незаметно идут на некоторые сделки с совестью и становятся на скользкий путь легкой наживы и стяжательства. Сначала это мелкие услуги: нарисовать картину, починить сапог, подшить валенки и вплоть до того, что построить дом. Это очень опасно, так как сводит их воспитательную деятельность к нулю и не исправляет, а, наоборот, развращает и коверкает заключенных. А среди них есть много здравых и культурных людей, которые смотрят на все глазами честного человека, заинтересованного в будущем не только своей собственной жизни, но и жизни общества».
И еще голоса:
«Командование должно играть роль источника правды и организатора жизни коллектива».
«Посылайте работать сюда умных и честных молодых людей, людей дела и совести, коммунистов, которые подготовлены к этой работе, — пусть они будут строгие, пусть карают за каждое нарушение, но пусть честно относятся к своим обязанностям, пусть они внимательно и человечески относятся к людям, когда их требования справедливы, а просьбы — законны. Только это может спасти людей, только это».
Отсюда вытекает наконец еще один важный вопрос, о котором нельзя не сказать — внимание общества.
До недавнего времени наказание и исправление провинившегося от имени общества осуществляли люди, облеченные властью, но свободные от общественного контроля и влияния. А бесконтрольность никогда не ведет к добру. И это еще и еще раз подтверждает то, что административными мерами и средствами, без участия широких общественных сил, нам эту труднейшую задачу не решить. Ведь здесь совершается главное, определяется окончательный итог всего, как говорится, «криминального процесса».
В последнее время в этом направлении сделано и делается очень и очень много: создаются общественные наблюдательные комиссии при местах заключения, усиливается их связь с партийными и советскими организациями, развивается шефская работа. Появляются энтузиасты этого дела: то старый партийный работник, пенсионер (Брянск), то молодой рабочий, сам в прошлом заключенный, а теперь руководитель бригады коммунистического труда (Челябинск), то женщина, воспринявшая партийное поручение как свое личное, душевное дело (Одесса). «Я перестану считать себя коммунистом, если успокоюсь прежде, чем они будут полноценными людьми и найдут свое место в жизни», — пишет Галина Петровна Филиппова.
Но, мне кажется, это только начало. А чтобы оно развилось в настоящее общественное дело, на мой взгляд, нужно преодолеть два основных препятствия. Прежде всего, сопротивление консервативной части администрации, не желающей расстаться со своими прерогативами.
Вот у меня создалось целое «дело» Галины Овсянниковой.
Это — молодая, душевная девушка, комсомолка, врач по профессии. По окончании института она была направлена в одну из колоний Пермской области, и там и она, и ее родители, тоже бывшие работники МВД, приняли участие в судьбе одного парнишки. Формально он осужден правильно, но мера наказания, по существу, не соответствовала действительному психологическому облику человека. Я тоже знаю его и по письмам, и по беседам с его матерью, и мы пробовали что-то вместе сделать или хотя бы поддержать его морально. Так вот, за участие в судьбе этого парнишки Галину Овсянникову куда-то вызывали, привлекали, обвиняли, и, в конце концов, она ушла из колонии.
И второе, что необходимо преодолеть, — недооценку своих задач и своих сил и возможностей со стороны самого общества. Нужно понять и усвоить одно и самое главное: преступность — сложное общественное явление и борьба с нею — тоже сложная и трудная общественная задача, которую не может, не в силах и прямо-таки не способен решить никакой аппарат, если за нее не возьмется само общество. А взяться нужно, особенно в связи еще с одним, может быть, самым главным вопросом — с освобождением человека из заключения и устройством его в жизни. Ведь это — эпилог драмы, завершающая сторона той огромной темы, вокруг которой бьется и бушует «черная» Арагва.
Удержится или не удержится человек на свободе, войдет он в общество или окончательно окажется его изгоем? И здесь общество, общественность, коллективы должны выступить, так сказать, в решающей роли.
Очень часто приходится слышать мнение: «Тюрьма для них — дом родной». Но посмотрим письма.
«Хлопнула за мной последний раз калитка, и я, как ощипанный цыпленок, стою и думаю: «А кому я нужен? Чужой я для всех, и для меня все чужие»».
«Я хочу выйти на свободу с мастеровыми руками и чистым сознанием советского гражданина. Сейчас до свободы остался один год, а я боюсь ее, боюсь потому, что не вижу своего места в жизни. К старому возврата, конечно, нет и быть не может, но и определенного своего завтра я тоже не вижу. Вот почему, откровенно говоря, меня мало радует свобода».
«Я понятия не имею о той жизни, которая меня ждет. Я ее почти не видел. Я ее не знаю. Я ее боюсь».