Трудная книга

Тюрьмой, грубостью, судом не каждого человека можно исправить, не всем даже смерть страшна тогда, когда потеряна дорога счастья. Лучше укажите снова направление к нему и помогите идти с открытыми глазами, не шатаясь, не опуская их. А после тюремных, судебных стен не так ведь просто поднимать ресницы и смотреть прямо в лицо всем. А угрозы проще всего сказать человеку. Но попробуйте каждый сам перенести на себя эти угрозы. Лучшее воспитание — это человеческое обращение, зверей ведь и то воспитывают — учат для цирка, и то больше лучшим обращением, а человека тем более можно. Что для каждого лучше — удар, избиение или ласка? На удар отвечают ударом, на ласку — сознанием и благодарностью».

Вот, кстати, некоторые мысли Юрия Дурова, внука знаменитого укротителя, вернее, воспитателя зверей «дедушки Дурова»:

«Дед мой, Владимир Леонидович Дуров, разработал научный способ дрессировки животных без кнута, посредством ласки, основанный на учении академика Павлова об условных рефлексах. Этим гуманным, дуровским методом пользуются сейчас дрессировщики во всем мире»; «Я помнил указания деда о добросовестном изучении «психики» животного и его индивидуальных свойств, о мягком обращении с ними, об их неодинаковой восприимчивости к дрессировке и о различии характеров…»; «Рационально сочетая меры поощрения и принуждения, никогда не прибегая к жестокости…»

Подтверждение этих же мыслей я нашел и в другом примере.

В газете «Комсомольская правда» была помещена интересная корреспонденция «Лесная быль». Говорилось в ней о том, как сотрудница метеорологической станции в знаменитом заповеднике «Красноярские столбы» Е. А. Крутовская за много лет своей работы приютила у себя разных зверьков и привязалась к ним. На помещенных здесь же фотографиях мирные косули и маралы гуляли вместе с гривастым волком, рысь лежала рядом с овчаркой, а косули брали хлеб из рук лыжников. Я заинтересовался этим, и в ответ на мое письмо Елена Александровна написала:

«Конечно, основные «установки» и у дрессировщика и у воспитателя, если можно провести такую параллель, одинаковы: оба должны любить свое дело; оба только тогда могут добиться успеха, если ваш питомец будет чувствовать в вас силу (физическую или моральную). Это отнюдь не значит, что нужно бить, запугивать и т. д. Но только при этом условии на хищника может влиять ласка, лакомство, а на подростка (уж если продолжать эту параллель) все ваши прекрасные слова, обращения к его совести, чести и т. д. Ваша личная сила или сила коллектива, общества в целом, которое предъявляет к нему свои жесткие требования, одновременно протягивая ему руку помощи. Так мне кажется.

И доверие! Вот тоже необходимое условие! Без доверия — пока это доверие вами не завоевано — вы не можете добиться ничего. Если доверие раз было нарушено, восстановить его труднее. Думаю, что так же это и с человеком».

Не будем проводить строгих параллелей, но учесть мысли умного и наблюдательного человека все-таки следует. И сопоставим после этого приведенное выше письмо из Волгограда с другим письмом из Ростова-на-Дону. Пишет тоже немолодая женщина, дочь рабочего, родившаяся и прожившая здесь, в Ростове, всю жизнь, кроме годов Великой Отечественной войны, когда она уходила на фронт и вернулась сюда же, в свою небольшую комнатку. Потом под влиянием каких-то жизненных неудач она пошатнулась, опустилась, запила, была признана тунеядкой, подлежала высылке, но не выехала и была приговорена к одному году лишения свободы. Но когда, отбыв наказание, она вернулась домой, то оказалась у разбитого корыта. В комнате ее почему-то была сломана печь, разворочены полы — одним словом, она стала непригодна для жилья, и женщину там не прописали. А без прописки не берут на работу, и вот она оказалась в безвыходном положении.

«Нет в Ростове того начальника, с кабинетом или без кабинета, у которого я не была и не просила бы помочь мне, дать работу с общежитием, а в ответ только — нет и нет. Только входишь в кабинет, спросишь: «Можно?», а вместо «пожалуйста» прямо барский окрик: «Чего вы хотите?» А начнешь говорить, никто выслушать толком не хочет. Говорят, найди квартиру, пропишись, а мы работу дадим. Разве это не насмешка? А я восемь дней голодная. У меня кончились деньги и вещи, которые я продавала, чтобы не воровать. Я хожу и в столовых собираю со столов объедки хлеба, борща, тоже чтобы не воровать, хватаю, как голодная волчица. И вот я постепенно дохожу — слабая, сонная, голодная, холодная, бездомная сиротская душа. И если мне не будет помощи — повешусь, это быстрее и лучше, чем подыхать потихоньку».

А вот что получилось дальше.

Письмо тревожное, пройти мимо него было невозможно. Я обратился в Верховный Совет, оттуда позвонили в Ростов, и из Ростова ответили: «Это авантюристка. Мы хотели ее устроить на работу, а она не явилась».