Трудная книга

Не подумайте, что цель этого письма защитить Савву и отвлечь ваш гнев от него. Познакомившись с жизнью вашего сына и вашими поучительными письмами, я решил написать вам. Я не собираюсь доказывать, но в поведении Саввы есть не мало и вашей вины. Я знаю, что в это трудно поверить, но теперь он совсем другой. Он очень крепко задумался о своей жизни, я ему помог немного разобраться во всем. Он очень хорошо сейчас себя ведет, ходит в школу, много читает, бросил свои связи со шпаной, и ему очень обидно, что вы по-прежнему ему не верите. Я вас прошу, поддержите его морально, ему сейчас очень нужна моральная, материнская помощь».

Чтобы не погрязнуть и не погибнуть в окружавшей его среде, Саша работает, учится в школе и очень много читает. Он прочитал почти всего Горького, Драйзера, Шишкова, Шолохова, Алексея Толстого. «Сколько есть хороших книг — не перечесть! — пишет он в письме к знакомой девушке. — А главное, это работа над собой: не брать, не прививать, отталкивать от себя все низкое, грязное, что бродит вокруг тебя, что сидит и спит рядом с тобою».

«Я многое выбрасывал из памяти, что не нужно человеку для будущей жизни, но, к сожалению, это вообще невозможно, ибо то, что видел и слышал, дало тяжелый отпечаток в твоей жизни, не знаю — можно ли забыть?»

Теперь он участвует в выпуске стенгазеты, избран председателем молодежной секции, одним словом, живет настоящей, полнокровной жизнью, насколько это возможно в тех условиях.

«Не подумай, что если я нахожусь в заключении, то я на свою жизнь махнул рукой, — пишет он брату. — Нет, Валя! Я живу, как надо жить человеку: хожу в школу и все свободное время читаю. Свободного времени много, вот уже четвертый месяц не работаем. Не подумай, что я рад этому. Нет, я работать хочу, это для меня какое-то увлечение. Возможно, это звучит для тебя странно, но работа мне не страшна. Сейчас я нажимаю на химию, физику, алгебру и т. д. С алгеброй дела плоховаты, плохо понимаю, так как позабыл все, что знал.

Нет, Валя, не безразлична мне жизнь, хочется, и крепко хочется, жить, но не так, как Дон-Кихот. Я не знаю, откуда у тебя сложилось мнение, что я стараюсь жить, как какой-то герой прочитанной книги. Разве подражать какому-нибудь умному действующему лицу, по-твоему, преступно и глупо? Я с этим не согласен. У таких, как Овод, можно учиться вырабатывать характер».

Так подготавливалось очень важное, как бы итоговое письмо, датированное 18 декабря 1959 года.

«Вы должны понять, какое чувство у человека, у которого безрадостное детство и юность полны обид и оскорблений, а если где были просветы, то они такие мимолетные, что не оставляли никаких впечатлений. И впереди нет никаких перспектив. Вот я и решил обратиться к кому-нибудь, услышать ответ: так ли оно должно быть в жизни? Хотя заранее знал, что услышу ответ: «Нет». Другой жизни я не знал и не понимал, ибо то время, когда человек начинает формировать свои понятия, провел в колонии. Из-за того, что я из колонии, не зная моих понятий, меня вводили в курс всяких сделок. Я начал возражать. В меня бросали грязные слова, уничтожающие человека, и я не мог, не имел права сказать что-то против.

Знаете, я какой-то такой, что не могу за себя постоять во всем, но, если обидели кого-то другого, я его буду защищать, как смогу. Есть, наверное, такие люди, что на все, что касается их, они только смотрят и не защищаются. И я еще на свободе думал: возможно, я вправду не такой, как люди, возможно, мне нельзя жить на свободе?

Вот почему я так подробно и без стеснения старался выложить все вам. И можете быть уверены, если бы вы написали, что жизнь подла и за нее не надо бороться, я бы никогда не стремился на свободу. А сейчас я очень и очень сильно сожалею, что совершил ошибку и дал возможность им зацепиться за меня. Теперь я понял, что играла главную роль не тяжесть моего преступления, а пусть незначительная, но ошибка. И мне очень хочется доказать, что я не вредный элемент и не опасней их, только их — большинство, но они ничтожество против активной справедливости. Я знаю, жизнь идет не совсем так, как об этом мечтали люди, но она будет, пусть со временем, такой, как надо. Основное — побольше активного участия.

Мне один старый политрук (он заключенный) говорил: «Для того чтобы не попадать и не мешать жить другим, надо идти работать и жить в лесу, в одиночестве». По-моему, это человек, который уже сдался.

Я, когда освобожусь, тогда, наверное, начнут строить плотину через Берингов пролив, и я сразу поеду туда. Во всяком случае, мне больше всего нравится строительство. Что есть лучше? Мне кажется, ничего. Это замечательно — строить на земле новое».

Все как будто шло хорошо: полный анализ прошлого, перспектива на будущее — все в порядке. И вдруг ровно через месяц, 18 января 1960 года, что-то совсем другое, неузнаваемое. В чем дело?