двухквартирном строении, как в Рогачеве и Овруче. Каким-то
образом я подружился со старшими ребятами, жившими в
соседнем подъезде. Они были взрослыми, учились в восьмом
или даже в девятом классе, были отличниками, играли в
шахматы и даже участвовали в городских шахматных
соревнованиях. У одного из них был патефон (или
проигрыватель?) и коллекция виниловых пластинок с ариями
из оперетт, которые произвели на меня сильное впечатление, и
другой популярной тогда музыкой. «Ария Периколы»,
«Выходная ария Сильвы», «Куплеты Нинон из оперетты
«Фиалка Монмартра» (Карамболина)», Чардаш Монти – я
готов был слушать их чарующие меня звуки часами. Позже, уже в зрелом возрасте, я понял, почему в той коллекции
пластинок было так много оперетты – в нашем доме жила
очень известная впоследствии солистка оперетты Татьяна
Шмыга с мужем-генералом. Об этом «престижном» факте я
узнал уже потом от матери.
Общаясь со своими старшими товарищами, я не мог не
быть вовлеченным в атмосферу шахматной игры. Испанская
партия, Защита Нимцовича, Королевский гамбит, Контргамбит
Альбина, Берлинская защита – от такого у любого сместятся
ориентиры. Не сразу, но все-таки я понял, что для шахмат я не
рожден. Позже была осознана и причина – малый объем
кратковременной памяти. В шахматах, в карточных играх и
даже в домино необходимо заполнять кратковременную
память большим объемом информации, комбинировать
данные, просчитывать возможные ситуации. Это мне не дано.
В шахматы с той поры я больше не играл – почему-то стало
неинтересно. Как шутка судьбы, на 75-летие получил от
Речного Регистра подарочные шахматы. Отец любил и умел
играть в преферанс, видимо, с кратковременной памятью у
него все было в порядке. Преферанс я тоже люблю, но играю
плохо, потому что могу контролировать только максимум две
масти, а надо – четыре.
Ижевское
Родители рано начали приучать меня к труду и начали с
сельхозработ, в результате чего я навсегда возненавидел
прополку, окучивание, уборку урожая, огородничество, садоводство и агрономию. Свой вклад внесла и
провинциальная школа, школьники в малых городах и
поселках в те времена регулярно оказывали «шефскую»
помощь колхозам и совхозам в прополке свеклы, уборке
картофеля, капусты и т. п. Беспредельно уходящие к горизонту
свекольные и картофельные поля с тех пор вызывают у меня
легкую дрожь и поднывание поясницы. Думаю, что именно на
сельхозработах детства и юности, когда часами приходилось
работать полусогнувшись вперед, я и «подготовил» спину к
регулярным с 45-летия спазмам поясничных мышц, причиняющим порой невыносимую боль.
Первый раз я получил деньги за выполненную работу в
с. Ижевском. Мне исполнилось 12 лет, и отец, будучи
начальником строительства, оформил меня (как я понимаю, противоправно) с таким же несовершеннолетним другом на
работу по разборке кирпичной кладки в каком-то подвале.
Работать, высвобождая кирпичи, приходилось полулежа, в
полутьме, с минимумом инструмента. Зато потом мы
получили деньги в кассе, и я был страшно горд содеянным.
Как я истратил первый заработок, память не сохранила, вполне
возможно, отдал матери под ее нажимом – такая привычка у
нее была.
В Ижевском меня застала смерть И.В. Сталина. Первого
или второго марта 1953 г. я услышал, как рано утром отец, слушавший «Голос Америки», возбужденно будил мать:
«Надя, Надя, Йоська сдох!», что покоробило меня. Третьего
марта по радио официально объявили о смерти Иосифа
Виссарионовича Сталина. Позиции отца не разделял и не
разделяю сейчас. В детстве благодаря хорошему
идеологическому воспитанию советской школой, а в зрелом
возрасте по результатам анализа достижений Советского
Союза в сталинское время и понимания (надеюсь) психологии
русского человека считаю Иосифа Виссарионовича самым
выдающимся деятелем нашей истории. Наш народ талантлив, но «ленив и нелюбопытен», но если к нему подобрать ключи, то с ним можно горы свернуть. Вот такие ключи и подобрал к
народу И.В. Сталин, и с таким народом он свернул горы, да
так, что Гитлер, Черчилль, Наполеон, русские цари нервно
курят в сторонке.
В Ижевском жить к нам на лето приехала моя сводная
сестра Мила. Ей было тогда 15 лет, и за ней стал ухаживать
работник райкома комсомола, порой действуя через меня. По-
моему, у него ничего не вышло – сестра знала себе цену. Надо
сказать, и старшая сводная сестра Нина также подолгу гостила
у нас летом в 1949 – 1951 гг., когда у нее в медицинском
институте были каникулы. Закончив институт, она резко
оборвала все связи с отцом и нашей семьей. Нина мне ничем