ТРУДНО ЛИ БЫТЬ УЧЕНЫМ

В донных норах крупный рак сидит ближе к выходу, выставляя одну клешню в воду в раскрытом виде – ждет

зазевавшихся рыбок. В этом случае ловец ухватывается за эту

клешню и перехватывается для более надежного захвата тела

рака. Наверное, не нужно пояснять, что ловля сопровождается

многочисленными порезами пальцев от щипков раков

клешнями, на что ловец обращает внимание только по

возвращению домой. В верхнем течении Вороны (до города) было много раков – если ты зашел в воду, например с удочкой, и постоял в ней несколько минут спокойно, без перемещения

ног и шевеления пальцами ног, то гарантировано получаешь

пробный щипок ступни или пальцев пробегающим мимо

раком.

На Хопер в те годы массово стал заходить донской синец

(сапа), видимо на нерест, и весь народ переключался на ловлю

этой вкусной в вяленом виде рыбы. Лично я ловил ее на

«закидушку» с берега или с железнодорожного моста через

Хопер. Под мостовым полотном с обеих сторон моста его

конструкцией предусматривались своеобразные стальные U-

образные ниши, попасть куда не представляло никакого труда, несмотря на то, что высоты я боюсь. Из этих убежищ сверху

опускается та же «закидушка» грузилом вниз с двумя – тремя

поводками с крючками, прикрытыми насаженными на них

червями. Леска наматывается на кисть руки или палец. Сапа

клюет резко, засекается сама, трудность только в том, чтобы

поднять ее на примерно 20-метровую высоту – примерно в 40

% случаев она, изгибаясь всем телом, под собственной

тяжестью рвет губы или мышцы, куда вошел крючок, и

срывается. По берегам иногда ходили парни лет 20-ти и

отбирали у нас, одиноких пацанов, пойманную рыбу. Причем

отбирали обманом:

– Мальчик, покажи, что поймал. И это все ты?

– Да.

– Молодец!

В конце такого диалога грабители малолеток, не прощаясь, уходили с сеткой или куканом с рыбой. У меня отбирали раза

два, и я до сих помню отчаяние от своих глупости и

тщеславия, горечь обиды и возмущение несправедливостью

ситуации.

Баскетбол и аккордеон

С началом учебы в 10-м классе я увлекся баскетболом, естественно, в его уличном варианте – играли мы на школьной

спортплощадке. Игроки мы были еще те – помню как я и все

мои друзья по баскетболу восхищались одним парнем, который из 10 отрывов (убегания с мячом один на один с

чужим кольцом) мог забить раз девять. Но тут родители

решили, что я должен научиться играть на аккордеоне, и

наняли учителя – местного музыкального работника и даже

композитора. Он смог предоставить мне инструмент, который

выдали ему как руководителю музыкального кружка в Доме

офицеров, и через полгода я смог помимо гамм играть три-

четыре песни типа «Осенние листья» (Осенние листья кружат

и кружат в саду…). Помимо аккордеона он открыл у меня

зачатки вокальных данных (где они теперь?) и на нескольких

избирательных участках в день выборов я выступал со сцены с

песней «Если бы парни всей земли», а учитель мне

аккомпанировал на аккордеоне. Голоса у меня, естественно, не

было, спасал слух и энтузиазм. В один прекрасный день все

кончилось – озорничая дома, я уронил инструмент на пол и

сломал его. Но урок не прошел даром – у меня стал

формироваться навык выступлений перед большой

аудиторией, который помог мне и в научной карьере.

Сводная сестра и русофобия

В Борисоглебске к нам вновь приехала моя сводная сестра

Мила, вскоре поступившая в Борисоглебский педагогический

институт на физмат. На Украине, откуда она приехала, человеку без связей и денег поступить в вуз было невозможно

(так она говорила), а в Борисоглебске это оказалось легко. Она

сразу же обросла кучей поклонников, приличных и не очень. Я

запомнил одного: курсанта Борисоглебского военного

училища летчиков – высокого, стройного, белокурого венгра –

тогда в этом училище обучались посланцы стран Варшавского

Договора. Я мало обращал внимания на ее тогдашнюю жизнь, но запомнил ее балетные пуанты и уличных поклонников, пытавшихся с моей помощью снискать ее расположение.

Закончив институт, она уехала по распределению в какой-

то поселок в Средней Азии и, отработав, вернулась на Украину

и вскоре оказалась в Киеве, в институте кибернетики

АН УССР и защитила диссертацию на соискание ученой

степени кандидата экономических наук. Мы с ней долгое

время дружили, она приезжала к нам в гости с семьей и без, я

же, бывая в Киеве, часто останавливался у них. Одно время я

рассорился с ней – она, следуя курсу хохляндской упертости

руководства своего института, не смогла или не захотела

организовывать отзыв на мою докторскую диссертацию, дескать, по системному подходу мы (институт кибернетики)