Трудно не понять Ничто, но множественная вселенная полна этого

последние телеграммные отчеты и то, что я слышал от… скажем так — наблюдателей на

местности, позволяет мне предположить, что строительство дороги идет довольно

успешно.

Он хитро взглянул на Мокриста.

— Кажется, скоро, ваши слова подтвердятся делами. Да, еще кое-что. Телеграмма

от вашей жены. Даже несмотря на распространяющиеся известия о перевороте в

Шмальцберге, на башни вне Убервальда напали всего пару раз.

Мокрист был захвачен врасплох.

— Ну… это хорошие новости.

Ваймс только поморщился.

— Рано радоваться. Держу пари, там еще остались те, кто готов свалить башню,

даже если будет видеть Така наверху. Понимаете, вот в чем проблема. Если столько

времени питаться одной ненавистью, выплюнуть ее будет очень сложно.

Мокрист с самого начала убедился, что — о, радость — у него будет отдельное

купе. Правда в отличие от купе первого класса, его было более утилитарным, и

пользоваться им было занятием, подходящим людям со страстью к округлым кубикам и

прочим печально известным игрушкам.

Там была раскладная кровать, разложившаяся ему по голове, и ванна, в которую

могла поместиться разве что его зубная щетка. Но к ванне прилагалась мочалка, и,

поскольку он был достаточно гибок, он постарался найти ей применение. Закончил

умывание он если не чистым, то всяко не грязнее, чем был. И, боги, он так устал. Но, что

бы ни заставляло его всерьез нуждаться во сне, ум его был врагом его, и чем старательнее

156

он старался уснуть под убаюкивающий стук колес, тем обильнее распускалось в его

голове целое облако пустячных мыслей.

Пока им везло — они столкнулись всего с двумя шпионами глубинников, и к тому

же весьма посредственными шпионами, но шила в мешке не утаишь, и рано или поздно,

глубинники узнают, что Рис в поезде. Вся надежда Симнела зиждилась на том, что они

едут на Железной Герде. Но была ли она на самом деле такой особенной, если учесть, что

большую часть времени она катала детишек вокруг фабрики? Но, думал Мокрист, когда

он впервые ее увидел, она была такой маленькой, что он сомневался, сможет ли она

доехать даже до Сто Лата. Теперь же она кажется такой мощной. А Симнел столько

возился с ней и уделял ей столько внимания, как будто, если она перестанет быть

королевой фабрики, случится конец света. Она никогда не спит — все время издает какое-

то шипение, металлический звон, механический шепот, независимо от того, работает она

или нет.

Мокрист думал о том, кто проник на фабрику, чтобы уничтожить ее, а уничтожил

себя. Дикий пар из поезда, который стоит на месте. Земля, огонь, ветер и дождь слились в

один элемент — скорость. И понемногу Мокрист уснул, хотя часть его продолжала

прислушиваться к стуку колес, прислушиваться во сне так же, как моряк прислушивается

к шепоту моря.

Пока Мокрист спал, поезд несся сквозь ночь, как очень медленная комета,

взбирался на Карракские горы. Луна ушла куда-то за тучи, и единственным огоньком,

видным в этой ночи, был лобовой прожектор локомотива да зарево печи, когда ее

открывали, чтобы докинуть еще угля.

Кочегары Гигиенической Железной дороги были отчаянными людьми:

неразговорчивыми, постоянно мрачными, удостаивающими парой слов только

машинистов. В неписанной иерархии железнодорожников машинисты, разумеется,

занимали первое место, но за ними шли кочегары, а за кочегарами — обходчики и

сцепщики: низшие существа, признаваемые, тем не менее, полезными. Временами

оказывалось, что кочегары считают себя самым важным компонентом железной дороги —

хранителями ее души в собственном смысле. После смены они собирались вместе, ворча,

пыхтя дрянными трубками и разговаривая исключительно друг с другом. Но

круглосуточное ворочание лопатой делало мышцы железными, так что кочегары были

сильными и подтянутыми людьми, и иногда между сменами — под бурные приветствия

товарищей — проводили спарринг-матчи на лопатах.

На самом деле, один из кочегаров этого поезда был чем-то вроде легенды, если

верить остальным, хотя Мокрист его еще не встречал. Говорили, что если задеть Кочегара

Блэка, он превращается в ходячую смерть. Другие кочегары были свирепыми бойцами, но

утверждалось, что ни одному из них не удалось и пальцем тронуть Кочегара Блэка.

Лопата кочегара, используемая не по назначению, была наглядной иллюстрацией

сентенции командора Ваймса о том, что любое орудие труда в умелых руках может

причинить стражнику серьезную головную боль.

Так что кочегары смеялись, плясали, устраивали бои на лопатах и напивались — но

только когда не должны были работать у печи. На счет этого им не нужно было

указывать.

Сегодня вечером, закутанный от холодного ветра, носившегося вокруг кабины,