Трудности перевода. Воспоминания

Наша работа завершилась. Но предстояло ещё ждать того, как отнесутся к её итогам столицы. Коллеги знали: на следующий день в пятницу 3 февраля в Москве должно состояться важное совещание, на котором будет дана комплексная оценка сирийской проблемы, в том числе и применительно к работе в Совете Безопасности ООН. В этой связи я подчеркнул: соглашаюсь лишь доложить выработанный текст в столицу и не даю согласия на его издание «в синьке», то есть на постановку на голосование. В любом случае работа постпредов — не истина в последней инстанции. Обычно тексты согласовываются ад референдум столицам (то есть в ожидании их одобрения). На этот раз я чётко дал понять, что согласие даже на референдум не даю, поскольку в итоговый текст так и не включили некоторые важные для нас формулировки, например о необходимости оппозиции отмежеваться от вооружённых группировок.

Утром 3 февраля мне стало известно: российские поправки действительно последуют. Их сначала предполагалось обсудить на встрече Лаврова с госсекретарём США Клинтон, которая должна была состояться в субботу 4 февраля в Мюнхене. Я сообщил об этом коллегам, нам оставалось ждать соответствующих указаний. Они поступили утром 4 февраля по завершении встречи двух министров (с учётом разницы во времени). К сожалению, американцы оказались невосприимчивы к нашим поправкам. Главной из них было положение о том, что наряду с выводом из сирийских городов правительственных сил из них должны уходить и боевики. Вполне логичная постановка вопроса. Опыт предшествовавших двух месяцев показывал: отход правительственных сил из тех или иных городов или городских кварталов открывал дорогу туда боевикам, что с неизбежностью вело к новому витку насилия. Мы призвали продолжать работу над проектом с тем, чтобы через два-три дня выйти на консенсус. Тем более было объявлено: 7 февраля Дамаск посетит Лавров вместе с директором Службы внешней разведки Фрадковым для встречи с президентом Асадом. У наших западных партнёров, однако, не хватило выдержки. На 4 февраля уже назначили голосование по их проекту, и они пошли на него, несмотря на неизбежное российско-китайское вето. Голосование сопровождалось обменом резкими заявлениями. Совет Безопасности явно переживал не лучшие времена.

Занятая Россией позиция подверглась громкой критике на Западе и в ряде арабских стран. Нас всячески пытались рассорить с арабским миром. В ход была пущена и прямая дезинформация. 5 февраля в некоторых арабских интернет-изданиях появились сообщения о том, что в ходе моих бесед с премьер-министром Катара, предшествовавших голосованию по резолюции, я ему по-всякому угрожал. Распространялись две версии. Согласно одной — во время заседания Совета Безопасности 4 февраля я сказал ему, что если он будет продолжать критиковать Россию, то на следующий день Катара не станет. Одновременно фигурировала чуть ли не стенограмма моей беседы с катарцем на нескольких страницах, в которой российский постпред обрушил на него инсинуации в разных областях — от газовой сферы до торговли вооружениями. На фантазии интернет-изданий можно было и не обращать внимания, если бы их не подхватили международные СМИ, в том числе и российские. В этих условиях мне пришлось прийти в ооновский пресс-центр и расставить точки над «i» (воспользовался этим также для того, чтобы ещё раз разъяснить мотивы нашего голосования накануне). К счастью, у меня было алиби. На двух больших беседах с катарцем кроме меня присутствовали и другие постпреды, а также генеральный секретарь ЛАГ. Естественно, это не тот формат, где можно рассуждать о поставках вооружений или газа. Что касается заседания Совета, то у нас там не было никакого контакта, даже рукопожатия. Я занял своё место, катарского премьера ооновский протокол проводил на его — по другую сторону подковообразного стола Совета. Но ведь могла случиться и другая ситуация. В дипломатии нередки случаи, когда беседы проходят один на один. Тогда я оказался бы в весьма сложном положении.

Совершенно неожиданно для меня в наших СМИ «эпизод» комментировался в самых положительных тонах. Даже месяцы спустя приходилось слышать: конечно, дипломат Чуркин всё отрицает, но такой разговор вполне мог иметь место.

Тем временем, столкнувшись с российско-китайским вето в Совете Безопасности, «антисирийская коалиция» перенесла свою кампанию на площадку Генеральной Ассамблеи ООН. 16 февраля 2012 года Генассамблея подавляющим большинством голосов приняла резолюцию по Сирии, хотя, строго говоря, по Уставу ООН Генассамблея не должна выносить рекомендаций, пока вопрос находится на рассмотрении Совбеза. Резолюция не только содержала резкую одностороннюю критику Дамаска, но и поддерживала все уже зашедшие в тупик инициативы ЛАГ. Россия, Китай и ещё 10 государств голосовали «против». Было очевидно, что спонсоры данной резолюции видели её смысл в дальнейшем наращивании давления на Сирию. Но дело неожиданно приняло несколько иной оборот.