Он пригласил Ньюта в подсобку — тесную длинную комнатушку, уставленную стеллажами, на которых покоились коробки и пачки с файлами, папками для документов и упаковками карандашей и фломастеров. У дальней стены помещался квадратный деревянный столик, стороны которого не превышали в длине сорок сантиметров (Томас сам от скуки измерял его длинными линейками). Справа и слева — по неудобному стулу, обшитому старыми полотенцами, висевшими дряблой бахромой. Все это неприглядное безобразие приправлялось узорами паутины по углам, которую Томасу было лень убирать, и висевшей на длинном проводе лампочкой, которая начинала покачиваться от каждой вибрации шагов по полу или прикосновений к стеллажам. В подобных комнатах обычно допрашивали провинившихся в криминальных кино — привязывали к стулу и мутузили по лицу кулаками. Кажется, Ньют даже отпустил нелестный комментарий по поводу обстановки, но Томас его проигнорировал.
Ньют довольно долго осматривал помещение, и его фигура, загородившая лампочку и почти весь сноп света, облила тенью стену. Томас едва мог видеть бутылку у себя в руках — ее темное стекло поблескивало от прорывавшихся сквозь оставшиеся щелки лучиков, и было слышно, как жидкость плещется внутри. Ньют уселся на соседний стул и сорвал крышку с бутылки, чиркнув горлышком по краю стола.
— Кстати, спасибо, — пока Томас возился со своей бутылкой, он попытался наладить разговор самостоятельно. — Если бы не ты и не твой знакомый, я бы наверняка искал новые курсы и потерял нехилую сумму денег.
— Не ва фто, — Томас сорвал-таки крышку, до боли стиснув ее зубами. — Обращайся. К чему вся эта дотошность с курсами, собственно говоря?
Ньют отпил из бутылки и посмотрел на этикетку, видимо, запоминая марку. Либо пытаясь собраться с мыслями и перевоплотить их в связные предложения.
— Мой босс держит автомастерскую. Она надоела ему до чертиков, и он собирается передать ее мне. Но в машинах я не бум-бум, поэтому приходится учиться.
— Если ты не разбираешься в машинах, то какого черта делаешь в автомастерской? — Томас сделал глоток, задумчиво глядя, как начинает покачиваться лампочка. Прежнее смущение и скованность медленно, но верно топились в пиве и оседали на дне бутылок, и после их исчезновения стало на порядок уютнее.
— Мотоциклы, — Ньют облизнул нижнюю губу от скопившейся пенки. — В недавнем прошлом моя жизнь была… связана с байками, — блондин помедлил. Пальцы его стучали по стеклу и легонько царапали его ногтями. Он все надеялся, что Ньют засучит рукав или напрямик скажет о дате, но поймал себя на мысли, что это несколько эгоистично и в корне меняет причину встречи.
— Была? А почему не связана сейчас? — может, задавать этот вопрос не стоило, но Томасу было слишком любопытно. С каждой минутой, с каждым словом он хотел узнать о личности Ньюта побольше, и причиной тому были не только догадки относительно соулмейтов и прочего.
Ньют смерил его одним из тех взглядов, которые не значат ничего и одновременно выражают неисчисляемое количество различных эмоций. Томасу попросту не хватило бы времени их все прочитать, но раздражения, злости или недовольства он не увидел. В полумраке радужки Ньюта выглядели неописуемо темными, будто на них наложили эффект демонических глаз, но в них не угадывалось ничего враждебного.
— Попал в аварию прошлой осенью, — Ньют снова отпил из бутылки. Голос его был спокоен и нисколько не дрожал, будто блондин рассказывал, как ходил за пирожками в соседнюю пекарню. — У того, кто в меня въехал, на всю жизнь отказали ножки, — Томас поперхнулся от столь неожиданного заявления, — а я теперь боюсь кататься на мото и шарахаюсь каждый раз, когда они проезжают мимо. Мозгоправ назвал это каким-то мудреным словцом типа посттравматического синдрома или стрессового расстройства — я, если честно, вообще не предполагал, что это разные вещи, — и сказал, что мне еще повезло. Типа симптомов могло быть намного больше, и я мог бы быть слегка чокнутым, но мне как-то пофиг.
Раньше Томас подумал бы, что о подобном люди стараются не распространяться. Держат неприятные воспоминания глубоко внутри и не делятся с другими, чтобы лишний раз не натягивать струнки нервов. Но Ньюту, видимо, было действительно пофиг. Воспоминания об этом порядком истерлись и остались лишь в виде обрывков и ярких картинок, как нечто далекое и пережитое уже давно, и он рассказывал об этом с некой долей насмешливости и обыденности. Таким тоном старики, пережившие войну, рассказывают внукам и правнукам о вспарывающих землю и воздух снарядах, падающих замертво товарищах, разрухе, голоде и всех тех ужасах, которые молодым могли только сниться.
— Оу, — только и смог протянуть Томас, — и тем не менее ты не боишься возиться с мотоциклами в мастерской.
— Поломанные не врежутся в меня на повороте, — язвительно заметил Ньют и не менее язвительно улыбнулся. — Неплохое пиво, кстати.