Он повернул за угол, несколькими метрами отделявшийся от знакомого многоквартирного дома, увитого плющом с южной стороны от фундамента до пентхауса. Минхо внезапно умолк, и оператор оповестил о том, что у абонента закончились средства на счете. Томас, до того изучавший ноги и трещинки в тротуаре, поднял глаза и остановился, словно ударенный в грудь мощным кулаком.
Черная «Хонда» прижималась к тротуару, будто ни разу не покинув привычное ей место. Она казалась чище прежнего, наверняка пережила пару малоприятных, но важных процедур, но на вид абсолютно целая и живая, не смятая в гармошку и не взорвавшаяся от одного лишь прикосновения. Неторопливо обходя авто по кругу, Томас не заметил ни одной царапины, и выдохнул протяжно, оттягивая ворот футболки.
В боковое зеркало на водительской двери кто-то виртуозно запихнул сложенную как минимум в четыре слоя бумажку. Томас вынул ее, оглядываясь и будто ища на улице вездесущих разносчиков флаеров, чья изобретательность никогда не переставала удивлять, и неторопливо развернул листок с ясно отпечатавшимися на белом черными лабиринтами отпечатков пальцев.
Почерк у написавшего послание был угловатый, сильно кренившийся в сторону. Некоторые буквы сплетались в один малоразборчивый, но в целом читаемый узор, над заглавными уходили вверх закорючки-пародии на каллиграфию.
«Надеюсь, ты не придумал тысячу и один способ, как выступить против меня в суде, если бы я ее разбил. В любом случае благодарю за доверие.
— Н.»
Не будем говорить о том, что Томас перечитал записку раз …дцать, все еще взбудораженный словами мистера Гилмора: подобная реакция вполне очевидна. Он забежал в дом, перемахивая через две ступеньки, забыл передразнить сварливую собаку на третьем этаже, чуть было не поскользнулся на брошенной у одной из дверей бесплатной газете и едва не пробежал мимо входа в собственную квартиру. Там он поспешно отбросил ключи, телефон и все остальные неизвестно откуда взявшиеся в руках мелочи, в сторону и рухнул на диван, устремляя глаза в потолок.
Странно было осознавать, что его соулмейт рядом. Странно было ощущать это, радоваться этому, и тем не менее не знать, что делать дальше, и что может произойти. Но это ощущение совсем легкого, наивного и без труда развеиваемого приятными мыслями смятения нравилось Томасу до дрожи. Он хотел испытывать его еще больше, как наркоман хочет дозу за дозой.
Он безумно хотел сблизиться с Ньютом.
========== Глава 5. О том, почему грозы иногда могут быть полезны ==========
В тот единственный выходной, когда Томас запланировал что-то, о чем забыл практически сразу же, но мог легко вспомнить, началась гроза. Она разбудила парня утром нещадным хлестанием по стеклу (как будто сотня оголодавших птиц пытались протаранить окно клювами в надежде пробраться к теплу), завыванием ветра в районе верхних этажей и оглушающим громом, от которого некоторые припаркованные внизу машины разразились воплями сигнализаций.
Дожди в этом регионе были редкостью. Они, конечно, выпадали, особенно в осенне-зимний период, но ливни, виденные и пережитые за всю свою жизнь, Томас мог пересчитать, не выходя за пределы сотни. Поэтому он, вскочив приблизительно в четыре утра, долго не отходил от окна, преспокойно запивая промозглый холод и ветер снаружи горячим кофе. Гроза казалась чем-то отчасти чужеродным, непривычным, как новый человек в компании, где каждый друг друга прекрасно знает, и Томас все пытался понять, как к ней относиться. Меланхолично укутаться в одеяло и уткнуться в какую-нибудь особенную книгу на манер «Вина из одуванчиков» Брэдбери, тепло которой можно было бы визуально прочувствовать? Выбежать на улицу без футболки и побегать по тротуару, запрокидывая голову и ловя языком капли поразительно холодной влаги, как нередко делают дети? Удивленно таращиться на наружность сквозь стекло, провожать глазами стекающие вниз капли и привыкать? Томас не знал. Только молча доцеживал кофе, не ощущая даже, как он самую малость обжигает горло.
Ближе к девяти дождь только усилился наряду с желанием упасть обратно в кровать и захрапеть, но ввиду особой чуткости и блестящей неспособности заснуть даже при совсем тихих звуках извне (что он вообще тогда забыл в многоквартирном доме, где за каждой дверью жила в своем роде личность творческая и склонная проявлять свои таланты в самые непредсказуемые моменты?), Томас шарахался из угла в угол, срезая плечами углы. Чашка приземлилась на пол возле дивана, где ей суждено было остаться, пока одна из ног не сшибет ее ненароком и не выплеснет остатки остывшего напитка на бежевый ковролин с проявлявшимися кое-где намеками на пегую масть. Томас успел подолбиться лбом в стекло, пощелкать каналы на телевизоре, с грустью отметить, что по утрам кроме новостей и кулинарных передач транслировать было нечего, перечитать записку Ньюта еще лишних раз…ть и прокрутить в голове наполовину прослушанный разговор с мистером Гилмором. Он ведь пытался что-то важное до Томаса донести, так ведь?