Царь-Север

– Я сколько тут живу… – угрюмо продолжал Егор, – и то редко себе позволяю поставить сетку, вытащить своим гостям килограммов десять. А если так, как вы, на яме ставить по двадцать сеток… Это же катастрофа для нерестилища!

– Какие «двадцать»? Что ты, парень? – Плацуха опустился на раскладной табурет. Вынул сигареты, закурил и шумно сплюнул. – Катастрофа? Ну, зачем паниковать? Пыжьяна всем тут хватит. Чего ты? Мы культурно отдыхаем…

Скулы побелели у Егора. Желваки под бородой закаменели.

– После вашей культуры здесь вообще ни черта не останется! – В голосе его ощущалась внутренняя мощь. – Куда вы тянете?

Фукалов подошел. Икру высыпал в чашку.

– Угощайтесь, – примирительно сказал. – А может, выпьете?

Егор молчал, покусывая «штопаную» губу.

– Давай, правда, выпьем! – подхватил Плацуха, улыбаясь. – Подсаживайся. Как тебя?

Под берегом послышалась глухая напряженная возня, всплески воды и возгласы восторга и удивления.

– Ты смотри! Да тут надо краном тащить!

– А вы как думали? Я ж говорил…

– Говорить – это одно. А своими глазами увидеть…

«Очередную сетку вынимают!» – понял Зимогор.

Он подошел к озёрному обрыву, постоял над кручей и, повернувшись к подполковнику – думая, что он здесь старший – глухо сказал, надавив на басы:

– Вы с этим делом кончайте. Серьёзно.

Плацухе надоело миндальничать.

– Ты чего скребёшь на свой хребет? – спросил он, швыряя окурок в костер.

– А я вам говорю: кончай бракушничать!

Подполковник поднял автомат, стоявший рядом с батареей водки. Демонстративно взялся протирать. Не обращая внимания на оружие, Зимогор – тихо, но внятно, сдержанно – продолжал настаивать, чтобы они прекратили грабить нерестилища.

Плацуха передёрнул затвор.

– Иди ты… – сказал он то, что обычно говорится в подобных случаях.

Голубые глаза Егора мгновенно «переплавились», приобретая свинцовый окрас и непримиримое, жёсткое выражение. С такими глазами он ходил в атаку по раскаленным пескам Афгана. Губы плотно сжались. Он шумно засопел, набычился. Угловатые ноздри с глубоким вырезом побелели по краям, затрепетали. Зимогор отвернулся, яростно играя желваками. Пошёл, не вынимая кулаки из карманов.

– Вот так-то лучше, – весело сказали за спиной. – А то ходят всякие, культурно отдыхать мешают людям.

8

Полярный день, как таковой, закончился в конце июля – его сменила белая ночь, которая должна была продлиться до середины августа. Должна, как говорится, но не обязана. Природный механизм, отлаженный веками, давно уже стал давать перебои. Белая ночь в районе Светлотая в первых числах августа заметно линяла, теряя свой белый пух и перья, становясь похожей на большую серую птицу, садящуюся на золотое солнышко-яйцо. А если ещё облака набегали из продувного угла ущелья – с северной стороны – серая ночь покрывалась налётом пепла и свинцовой пыли. А если громоздились грозовые тучи по горизонту – сумеречный свет перетекал в чёрно-антрацитовую ночь, металлически блестящую реками, ручьями и озёрами.

Примерно такая глухая погодка вызревала и на этот раз.

К вечеру утихли ветры, весь день колыхавшие озеро, птицы примолкли, облака остановились на ночлег, бахромою зацепившись за горы, раззолотившиеся дальними вершинами. Голубоватые и розовые краски небосвода – вперемежку с каштановым цветом и тёмно-коралловым – широко упали на Светлотай: мягко отражались в тальниках у берегов, светились на середине, где изредка сигали по-над водою сиги – хватали насекомых. Там и тут резвился чир, муксун…

Сидя в избушке у окна, Егор напряжённо вглядывался в дальний сумеречный берег.

Неподалеку сидел Духозим – дух старого тунгусского шамана. Беседовали.

– Автоматы у них, – рассказывал Егор. – Первоклассная экипировка.

– Я видел. – Духозим покачал головой. – А, кроме того, шибко наглые. Видно, крупные шишки.

– Ничего! – упрямо сказал охотник. – Мы и не таких слонов стреляли одной дробиной!

Духозим почмокал трубкою. Вздохнул.

– А может, не стоит?

– Что? Утереться предлагаешь?

– Тундра… – Духозим показал рукою за окно. – Тундра, однако, их сама накажет.

– Бог-то бог, да и ты не будь плох, – пробормотал Зимогор. – Ты помнишь профессора? Был тут когда-то… Он что говорил? Светлотай – душа Земли… Не помнишь?

– Профессор это образно сказал.

Разволновавшись, охотник прошёлся по тесной избушке – головою чуть не стукнулся о перекрытие.

– Ладно, хватит. – Он остановился. – Диспута не будет.

В сердце билась тайная тревога и что-то подсказывало: плюнуть, не связываться. Но Егор уже знал – не отступится. Он лишь приказал себе не суетиться. Движения стали размеренными, точными. Зимогор вошел в рабочий ритм. Горячую тревогу, противно подмывающую сердце, словно кто-то вынул из груди. В голове было ясно до звона. Как перед боем.

Он проверил карабин, патроны. Не спеша покурил на дорожку, пряча папироску в кулаке. Закрыл в избе собаку, чтобы следом не увязалась: может всё дело испортить. Взял маслёнку и спустился к лодке, смазал весла, чтобы не закрякали, как селезни, в самый неподходящий момент. Сел на прохладную скамью, усыпанную слюдяными снежинками чешуи. Перекрестился и невольно подмигнул своей избушке, стоящей на яру.