Царь-Север

Розовато-синяя вечерняя вода под берегом была наполнена скирдами тёмно-отражённых облаков и туч. Вода в лицо дохнула донным холодом – под рубахой по спине прокатились мураши. Приятная, бодрящая остуда заставила на вёсла навалиться – тонкие дюралевые греби, размеренно работая, мокро замерцали под бортами, как два серебристых увесистых муксуна. Время от времени оглядываясь, чтобы не сбиться с курса, он привычно табанил то левым, то правым веслом. Хвоинки от лиственницы крутились в воронках, вырытых вёслами. Отражение зари, прорывавшейся в дыры между туч и облаков, слабо колыхалось на воде под берегом. Лодка бесшумно разрезала кроваво-малиновый мокрый лоскут и пошла как будто по тёмному бархату – тень от скалы на воде. Так он приблизился туда, куда нужно – под прикрытием крутого каменистого берега. Переставая грести, мягко толкнулся носом в торфянистый берег. Намотал веревку на корягу. (Якорную цепь оставил возле избушки).

Белые звёздочки сонной дриады смутно виднелись под ногами. Сырая ветка ивы гнулась, грозя предательски треснуть – Зимогор машинально отдёргивал ногу и замирал, прежде чем двинуться дальше. Какая-то встревоженная утка взлетела перед ним, опаляя мгновенным страхом – страхом солдата, едва не наступившего на мину. И чем ближе в темноте он продвигался, тем тревожней становилось. И тревожней – и светлее.

Он шёл на огонь.

Возле костра браконьеров шумел-гудел транзисторный приемник – звучала какая-то такая дребедень, при помощи которой можно рыбу глушить, если включить на полную громкость. На пригорке между валунами золотисто-красным петухом подпрыгивал огонь, растрясая жаркий пух. Затрещала смолистая ветка, горсточка искр полетела по-над водою и пропала, сбитая потоками прохладного воздуха. В котелке уха варилась – потягивало вкусным ветерком. На раскладном походном столике мерцала стеклянная батарея. Багровые отблески отражались в бутылках – точно кровью наполнены.

«Кровопийцы! – подумал Егор. – Сейчас попируете!»

Прицелившись, он мягко утопил курок. Тишина раскололась на сто километров – эхо загудело по распадкам, поднимая сонную птицу не только в ближайших кустах. Чернозобые гагары и поморники, варакушки и гуси-лебеди и кто там ещё сладко дремал в этом сумраке – все они как один всполошились и вразнобой закричали, захлопали крыльями как на этом берегу, так и на том, на самом дальнем, куда укатились отголоски ружейного грома, а точнее сказать – карабинного.

Стрелял охотник чисто, без помарок. Первая пуля шарахнула по тёмному прикладу автомата, прислоненного к дереву. Автомат, как живой, подскочил, перекувыркнулся в воздухе и отлетел к воде, шебарша каменьями и смутно белея боковиной расколотого приклада.

– О! Мать твою… – крикнул Фукалов, подскакивая.

Упал стакан – разбился на камнях.

Плацуха, сидевший на корточках возле костра, тоже хотел подскочить, но потерял равновесие. Покачнулся и едва не сел в костёр. Ладонь его попала на уголек – Плацуха истерично вскрикнул.

– Ранили? – испугался Фукалов, инстинктивно пряча голову в плечи.

– Нет… – Плацуха выключил транзистор. – Кто там?

– А я откуда знаю?

Стало тихо.

И вдруг послышалась какая-то истошная икота. (В той стороне, где сидели чиновники). Там словно кто-то чем-то сильно подавился или кого-то нещадно стало полоскать после отравы.

– Ну, что? – истерично крикнул Москалёв. – Так и будем сидеть?

Подполковник с майором – почти одновременно – посмотрели на разбитый автомат. Покрутили головами: непонятно было, откуда стрельнули.

Глубоко и жадно вдыхая пороховой дымок, Егор ухмыльнулся в бороду и почувствовал, как от волнения примораживает волос на загривке – волос шевельнулся, щетиной встал.

Плацуха сделал шаг по направлению к автомату…

Зимогор оскалился и придушил податливый курок. Пуля чёрным фонтанчиком вздёрнула землю под ногами Плацухи. Подполковник подпрыгнул, точно собираясь пуститься в пляску. Рука зацепила за столик – бухнулась бутылка с коньяком.

Фукалов, воспользовавшись этой заминкой, потянулся было к оружию, прислонённому к старой лиственнице. Но Зимогор опять прицельно выстрелил. Пуля пронзительно взвизгнула над головой майора, прошла так близко – волосок состригла у виска и опалила кожу. Судорожно дёрнув кадыком, Фукалов побледнел и согнулся в коленках – упал и вдруг затрясся, головой зарываясь в траву и в мох, где валялись рыбьи потроха…

Егор машинально прислушивался к тому, что происходило за спиной. Эхо продолжало катиться по распадкам. Под берегом, взлетая, всё сильнее и сильнее гомонили утки, крыльями зашлепали, разбрызгивая воду…

Обстрелянные браконьеры обалдело крутили головами, поглядывая по сторонам… У них было такое ощущение, будто бы стреляли три-четыре ствола одновременно – эхо с толку сбивало, да и паника тоже…

Ветки затрещали в тишине.

Молча – с каменным лицом – он вышел из укрытия.