Читаем Царь-Север полностью

Царь-Север

Ливень полоскал почти всю ночь. Бело-березовые ветки молний широко и высоко хлестали в далёкой приполярной тайге, взвивались над просторами тундры, сверкающе двоились в реках и озерах. Гром, словно хватая горы за грудки, ожесточенно сотрясал хребты и повергал в тартарары, – такое создавалось ощущение. Река, по которой сплавлялась лодка, штормила, вскипая пеной. Ветер мокрыми когтями драл бересту, ломал ольховник и опрокидывал наземь старые подгнившие лиственницы. В самых узких местах, на изворотах реки, деревья перегородили русло. Лодку на руках тащили через завалы, волокли по грязи. Цепляя дюралевым днищем за камни, лодка взвизгивала.

Столичные рохли какое-то время крепились, хотя с первой минуты было заметно их раздражение, ошеломление происходящим. Они уже давным-давно привыкли к теплу и сытости, к сухой одежде и надёжной крыше над головами. Более того, они уже привыкли к тому, что поезд или самолёт, катер или вертолёт – словно бы по щучьему велению – вдруг возникали перед ними в нужном месте в нужную минуту. И вот эта привычка, присущая городской избалованной публике, особенно товарищам, наделённым властью – привычка жить на дармовщинку, жить, не напрягаясь ни душой, ни телом – эта привычка у многих становится второю натурой. И когда человек вот с такою натурой вдруг остаётся один на один со стихией, не желающей признавать ни царя, ни псаря – вот здесь-то и открывается его истинное лицо, которое чаще всего бывает похоже на зверскую рожу, искаженную злобой и ненавистью.

Именно такую рожу – мокрую и страшную под грозовым огнём – увидел подполковник Плацуха, когда наклонился над упавшим чиновником.

– Что с вами? Вольдемар Петрович? Что такое?

– Нога-а…

– Сломали?

– Не знаю… – Москалёв стал материться как извозчик. – Ничего хорошего…

Нога была цела, как выяснилось, но всё же не совсем здорова – подвернул между камней, когда лодку перетаскивали через завалы. Беда одна не ходит. Через несколько минут и второй чиновник «хорошо отметился» на бездорожье. Краснобай, поскользнувшись, упал и так ушибся, – ни сидеть, ни стоять. В три погибели скрючился.

– Позвоночник сломал! – застонал Краснобай, потирая ниже поясницы.

– Да бог с вами! – крикнул Фукалов. – У нас в отряде во время сборов один как сломал позвоночник, так сразу обделался… Это верный признак перелома… А вы? Тоже, что ли?..

– Не хами! А то я живо…

– Но, но, но… – Фукалов помог ему подняться. – Я ведь как лучше… Я ведь говорю, что позвоночник цел!

– Вот и помолчи, покуда цел!

– Да что вы как собаки! – прикрикнул подполковник. – Перестаньте!

Плацуха оказался крепким мужиком. Сидя в лодке, а точнее, стоя, он неутомимо взмахивал веслом. Кровавые мозоли, раскаленные, как угли, горели на ладонях, обмотанных тряпками. Фукалов, работая на подхвате, жердиной промерял глубину и отталкивался от камней, при свете молний там и тут «выныривающих» перед лодкой.

– Скоро должно быть озеро. Не пропустить бы! – спохватился Плацуха, переставая грести. – А то будем кружить по нему до рассвета.

Когда наконец-то гроза покатилась на убыль – нехотя, медленно – над головами стало посветлей. Дальше поплыли при тусклых звёздах, насыпавшихся в дыры между тучами. С берегов на реку соскальзывали пряные запахи приполярной тайги, промытой до последнего листочка и цветка. Откуда-то из каменных карманов холодными змеями выползал знобящий дух снежного завала, убитого дождём. Голову кружили запахи кореньев, вымытых между валунами. Волновали, пугали, тревожили и в то же время бодрили душу запахи морошки, княженики, колдовские ароматы фиалок и можжевельника и многого другого – всего того, чем богато яркое, но краткое северное лето.

Притихшая река раскинулась на два притока, заползая в Большое озеро, похожее на тёмную дремотную берлогу, откуда воняло тиной, торфом. Из Большого озера лодка выскользнула в другую реку – Быстротечную.

– Ну, и долго мы так будем? – постукивая зубами, спросил Москалёв, не забывая потирать поврежденную ногу.

– Уже недалеко, – успокоил Фукалов, из-под руки поглядывая вперёд. – Нам бы только порог пройти!

– Какой порог? Эй, ты, майор! Что молчишь?

– Погодите, ей-богу! Тут камни… – Фукалов занервничал, переходя на басы. – Я же не коньяк с лимоном пью!

– Только не надо на меня орать! Я просто спросил, что за порог?

– Гробовой!

– Очень остроумно. Обхохочешься.

– Ну, ё, командировочка! – проворчал Плацуха и остервенело сплюнул за борт.

Многочисленный гнус, попрятавшийся на время дождя и проголодавшийся, тучей поднимался на крыло и начинал угрожающе брюзжать над головами.

– А мази нет от комаров?

– Вольдемар Петрович! Ты чо, блин? Издеваешься?

– Попрошу не тыкать!