Царь-Север

Заскрипело кожаное кресло, принимая многопудовую тушу Раскола. Подумав, посмотрев на листки заявлений, начальник потянулся к автоматической ручке с золотым наконечником, покрутил её, повертел между пальцев. Ресницы Раскола дрогнули, прикрывая чёрные глаза, где промелькнула странная веселость:

– Значит, в отпуск? Хорошо. Чем заняться думаете?

Плацуха и Фукалов переглянулись.

– Да мы тут… э-э… – замямлили они по очереди, снова поглядывая на карту, – мы поохотиться думаем.

В тишине стало слышно, как зубчики чикают, пожирая время за спиной Раскола – часы висели на стене возле красного знамени. Озабоченно хмурясь, начальник что-то размашисто написал поперёк одного и другого заявления.

– Сам, грешным делом, люблю с ружьишком баловать, только некогда, – вздыхая, признался он. – Завидую, вашу мамашу! Ну, это… всё… счастливо! Ни пуха, ни пера! Только к черту посылать меня не надо, – поспешил предупредить Раскол. – Я сам кого хочешь пошлю. И глядите, чтобы там всё было аккуратно. Чтобы комар своё мурло не подточил.

Подчинённые – как заводные солдатики – одновременно взяли под козырёк.

12

Поутру над перевалом брезжил зябкий мутный свет. Время туманов приспело, погода нелётная. Каждое раз, выходя на связь и поджидая попутный борт, Зимогор немного нервничал, «звериным» чутьем ощущая что-то недоброе. Что именно – трудно сказать, только тревога и предчувствие опасности сквозили в самом воздухе.

Как-то удивительно, совсем по-человечьи притихло остывающее озеро. Укротили свой весёлый бег беспечные светлые реки и ручьи. Проворный хариус, как на катушках, спешил скатиться в низовья, ленок уходил. Животрепещущей, оперенной торпедой улепётывал таймень, оставляя за собой хвостатый белопенный след.

Светлотай, с каждым днем всё глубже остывая, буйно туманился то правым, то левым берегом, будто не знал, куда лучше приклонить лохматую свою нечёсаную голову. По ночам озеро «бредило» первым снегом и льдом. Тонкой ниткой иней вышивался по берегам, точно русалки под звёздами из воды выходили на цыпочках и серебряными кружевами устилали омертвевшую траву, суровым трауром обряжали стылые кусты, камни с красным лишайником, похожие на могильные плиты – хоронили ещё одно краткое заполярное лето, весело пожившее на этих берегах. Сахаристой пудрой обсыпались береговые ольховники с кривыми толстыми ветками. Переставали дышать заболоченные низины с багульником и осокой. Уныло поскрипывало в тишине чёрное коряжистое дерево, оголившее красно-мясистые корни, одиноко, обрёченно склоненное к обрыву.

Холодные сухие вечера становились протяжными и скорбными, как дальний волчий вой, который не столько пугает, сколько печалит, как древняя песня бессмертной души, скитающейся где-то в потёмках мирозданья. За охотничьим зимовьем, среди корявых узловатых лиственниц в потемневшем, почерствевшем воздухе, вечерами повисала половинка луны, напоминая опустевшее гнездо, припорошенное первым снеговьём, чуть голубоватым сверху и по краям. Вершины окрестных гор, столпившихся около озера, белоснежно поблескивали в поднебесье: то ли мнилось, то ли снилось, то ли в самом деле снег «из рукава вселенной» просыпался на горы? Не время для снега ещё, но Зимогорин уже уяснил: Крайний Север любит крайности, и чихать он хотел на любой календарь, он живет своим умом, своим капризом или барской прихотью. И если ты завтра проснёшься, и вместо желтовато-красной опади увидишь первый снег, не удивляйся: значит, бедного «белоснежного зайца» охотники-ветры подняли, погнали по горам и долам.

Не теряя времени, Егор готовил на зиму дрова. Бензопилой валил, крошил кубометров десять ёлки, кубометров сорок лиственницы – это количество уже проверено. Пластал сухой плавник на берегу, чурки возил к зимовью и колол.

Однажды утром, шагая в сторону сухого плавника, он содрогнулся: увидел на пригорке «первый снег». Протёр глаза и снова поглядел на кривую косу, находящуюся напротив реки. Что такое? Неужели снег? Ретивое заныло.

Если выпал первый снег, значит, вот-вот околеет река, и продукты не завезешь; ни продукты, ни солярку, ни гвозди, ни множество всяких других мелочей, необходимых для нормальной зимовки. Зимогор в растерянности потоптался на берегу. Широко раскрытыми глазами смотрел на внезапное «первоснежье». И потихонечку стало до него «доходить»…

Улыбка заиграла в бороде. Покрутив головою, Егор восхищенно ругнулся.