Царь-Север

Через несколько дней охотник вернулся на Светлотай. К пепелищу вернулся. Больно было смотреть на останки добротного зимовья. Пепел уже развеяли стылые ветры, день и ночь уныло, безутешно причитающие на чёрном пустом пригорке, по которому лебяжьим пухом катался иней, застревая в каменных расщелинах, где зимовали северные скудные цветы.

Духозим сидел на головешках, горевал.

– Кто это сделал? – жестко спросил Зимогор.

– Я не знаю. Я за печкой спал.

Зимогор непроизвольно подмигнул.

– Темнишь, старик?

Духозим отвел глаза. Вздохнул.

– Не связывайся… Ну их! Ты же знаешь, его не тронь, оно не пахнет…

– Так-то оно так… А избушата? Целые?

– Да вон они… Им горя нет!

Весёлые ребята-избушата бегали кругом горелых бревен. Резвились, играя в прятки, в догонялки. Бросались чёрными камешками – угольками. Потом в руке избушонка что-то сверкнуло, напоминая раскаленный уголь.

– Гляди, не обожгись! – заворчал Духозим.

– А он холодный.

Охотник присмотрелся.

– А ну-ка, дай! Ох, ты!..

– А что там?

– Самородок, стрелять его ять! – криво улыбнулся Зимогор. – Эх, золотое было зимовье! Ну, ладно. Хватит сопли мотать на кулак. Пошли, Духозимыч. Зови избушат!

* * *

Обхвативши голову, охотник сидел на горелом пеньке. Потом неохотно поднялся. Глаза протёр и посмотрел по сторонам. Никого. Ни Духа зимовья. Ни избушат. Только ветер всхлипывает на пепелище.

Охотник отвернулся. Напористо пошёл – навстречу холодному осеннему солнцу, встающему на том берегу Светлотая. Шагал без оглядки – нечего душу травить. Но у Зимогора была одна особенность: как будто «глаза на затылке». Он уходил и видел пригожее местечко за спиной, на котором вчера ещё было такое надёжное зимовье. Там ветерок всегда сдувал комара и гнуса. Там кипела в камнях серебряная чашка родника. Там постоянно клевало – хоть из окон закидывай удочку. Там…

– Хватит! – приказал себе Егор. – Без лирики!

Глаза глядели холодно и пристально. Глаза искали хоть какую-то зацепку, где можно было бы приклонить победную головушку. Но зацепки не было. Вот когда бы летом, а теперь…

Чугунное предзимье придавило землю. По утрам уже иней в траве блестит каракулем. Ночной мороз прибрал – как будто на корню поел – бруснику и морошку, княженику и всякую другую тундровую летнюю вкуснятину. Мороз уже первую заберегу норовит припаять. Водяной пока ещё высовывает лапу из глубины, играючи ломает заберегу. Но игрушки эти – ненадолго. Скоро Царь-Север напишет указ – быть зиме. И всё – тут не поспоришь. Встанут ручьи. Остекленеют реки. Закроются огромные очи озер. Мелкие зверушки – лемминги, полёвки, слепушонки – забьются в норы. Бурый медведь завалится на зимнюю квартиру – до весны. А ему, Зимогору, что делать? Без крыши-то, конечно, он не останется, нет. Было бы смешно – ему, русскому крепкому мужику, зимовать под перевёрнутой лодкой, как цыгану какому. Перезимует – дай бог каждому. Речь не об этом. Что делать с душою? Ведь наплевали в душу, сволочи. Наплевали и ушли. Были бы они, козлы, перед глазами, а так…

Он остановился перекурить.

И Духозим тут как тут – со своею излюбленной трубкой.

– Дай огоньку, – попросил.

Посидели на поваленном дереве. Поговорили.

– Я вообще-то догадываюсь, кого мне нужно искать, – негромко проговорил охотник. – Жалко только время тратить. Но придётся…

Духозим махнул горелым рукавом:

– Не связывайся.

– Ты бы лучше это им сказал. Зря они со мной связались. Зря.

Переменив пластинку, Духозим спросил:

– Ты куда идёшь? Я не пойму.

– К соседу. На тот берег.

– А там-то что?

– Переночуем, а там будет видно. Война план покажет… – Егор поправил карабин, торчащий над плечом. – Я всё равно их найду! Из-под земли достану! Не на того нарвались! Я напишу про этих сволочей… Профессор правильно сказал: «Светлотай – не просто озеро. Это светлая и тайная душа Земли!» Ты понял, куда эти черти лапы свои запускают? Разве я могу молчать? Я напишу про этих сволочей!

– А кто опубликует? Где? – стал рассуждать Духозим Духозимыч. – В Заполярске этом? Не смеши. Тут уже никто даже не пикнет. А где? В Красноярске? Так тоже едва ли. И там не укусят руку дающего.

– Значит, в Москву поеду!

– А что Москва? Москва слезам не верит…

– А я поеду не со слезами.

– Кстати! – Разволновавшись, Духозим чуть не выронил трубку. – Совсем забыл! А что же там случилось? Ну, где? В Москве. А ты не слышал? Нет? Так там же революция какая-то… Мы на горе всем буржуям – мировой пожар раздуем! Я это услышал по рации ночью… А потом смотрю – пожар и в самом деле! Избушка загорелась…

Внимательно глядя на старика, Егор скривил ухмылку.

– Что ты болтаешь? А? Какая революция? Ты о чём?

Помолчав, Духозим Духозимыч трубку пососал – она погасла.

– Ты же в Москву собрался, – напомнил он уже более спокойным тоном. – Вот и узнай, что там да как…

16