– В порту у нас можно увидеть огромный ярко-оранжевый корабль под названием «Севморпуть». Это – единственный в мире атомный лихтеровоз. Его в народе называют – «Великая китайская стена», здоровый дьявол. Мощность ядерной энергетической установки – сорок тысяч лошадей. Но не в этом дело… На лихтеровозе у меня знакомый капитан, Алёша Силычев, из Норильска. И Северьяныч, отец твой, знает Алёшу… «Великая китайская стена» ходит из Мурманска в Дудинку – по Северному Морскому пути – две тысячи семьсот сорок километров. С Таймыра на Кольский полуостров перевозят продукцию горной компании. И вот недавно… – Профессор помолчал, теребя закрайки белой скатерти. – Это сам Алексей мне рассказывал… В Дудинке на борт к нему приходит Дед-Борей и говорит: «Отвези меня, сынок, в Гиперборею!» Алёша улыбнулся: «Нет проблем!» Он ведь думал: шутка. Да. «Великая китайская стена» отчалила. День идут, второй. Дед-Борей стоит на капитанском мостике, в бинокль смотрит. А там, конечно, есть на что полюбоваться. Я три раза ходил по Северному морскому… И все три раза почти не спал. Боялся красоту проморгать. Представляешь, как там…
– Представляю, ходил один раз. – Художника стал утомлять этот длинный рассказ. – И что? Что дальше, Никанор Фотьяныч?
Профессор помолчал, глядя за окно.
– Если ходил, значит, поймёшь, о чём я говорю… – Он достал сигарету из пачки. – Ледовая обстановка там бывает сложная. «Великая китайская стена» шла по узенькому коридору, проделанному ледоколом. Льдины подступали к самому борту. И вот однажды ночью Дед-Борей пошёл по льдинам…
– Как пошёл? – Тиморей приподнялся. – Куда?
– В полярную прародину свою, в Гиперборею, будь она неладна!.. Хорошо ещё, вахтенный матрос заметил человека за бортом. Поднял тревогу. А так – хана бы твоему отцу. И сам утонул бы, и капитана за собою потащил бы на дно…
– Что значит – потащил бы?
– Тюрьма была бы капитану! – Профессор форточку открыл – покурить.
– А что потом-то? – Дорогин встал и тоже вынул курево. – Где он?
– В Гиперборее! – хмуро сказал Усольцев. – Упекли…
– Куда упекли?
– В жёлтый дом.
Художник вскинул чёрные кисточки бровей.
– Ничего себе. А где это? Здесь? Или где?
– Был здесь. До вчерашнего дня.
– Перевели куда-то, что ли?
Усольцев закурил и грустно усмехнулся, почесывая белую бородёнку.
– Сам себя перевел. Убежал. Неизвестно, куда.
– Как – убежал?
– В кальсонах. – Профессор покурил у форточки, к столу вернулся. – Там какая-то кошмарная история приключилась, сами врачи с ума чуть не посходили… Во всяком случае, один… молоденький. Говорит, что приезжали небесные олени. Северьяныч, дескать, сел на золотой облучок да и умчался по небу.
Художник странно хохотнул.
– Да-а… – Он посмотрел на свой дипломат. – Весёлая история…
– Кошмар! – подхватил Усольцев. – Я телеграмму-то дал, а на другое утро эти поднебесные олени, будь они…
Тиморей хотел сказать, что он тоже видел небесных оленей. В дипломате у него лежал новый альбом, изданный в Петербурге. В альбоме картина: Царь-Север летит на небесных оленях. Художник потянулся к дипломату, но в последнее мгновение рука вильнула в сторону – взял бутылку коньяка и разлил остатки по рюмахам.
– Не дай мне, бог, сойти с ума, уж лучше посох и сума… – задумчиво сказал он. – Вы как хотите, Никанор Фотьяныч, а я не верю, что отец того… Не верю – и всё!
– Похвально. – Профессор поправил пенсне, голубовато блеснувшее стёклами. – Ты Пушкина помянул. Хочу продолжить: «Да здравствует разум, да скроется тьма!» Вот за это и выпьем. Мне, право слово, неловко, что сорвал тебя попусту…
– Ничего, я давно собирался, – говорил раскрасневшийся Тиморей. – Ещё когда увидел первые картины русских классиков. Константин Коровин, помню как сейчас: «Мурманский берег» шикарная вещь. В манере импрессионизма… А сколько у Бибилина о нашем Русском Севере… Нет, конечно, жалко, что с батей разминулись, но, как говорится, нету худа без добра – посмотрю… А то когда бы вырвался?
Долго ещё они сидели за столом, беседовали. Дальнейший разговор у них крутился в основном вокруг Гипербореи, которая вполне могла быть на Кольском полуострове.
– Гиперборейцы были солнцепоклонниками, – доказывал профессор, потрясая новой книгой. – А здесь, на Кольском полуострове, всё связано с солнцем. Коло – Коляда – древний языческий Бог. И в первую очередь – наш, славянский Бог. Коло – одно из древних названий Солнца. Здесь, на полуострове, сохранились древние петроглифы с изображением Солнца. Здесь…
Профессора Усольцева понесло. Он пригласил художника в свой кабинет – самодельный закуток, отгороженный шкафом. Показывал старые фотографии, камни какие-то, полуистлевшие книги о тайнах и загадках мурманского Севера…
За окнами стемнело, хотя на западе – из окна далеко было видно – зарево стояло очень широко и высоко, полыхая прохладным золотом, густо перемешанным с оттенками каштана и тёмной киновари.
– А у вас тут как? – Тиморей кивнул на живописный горизонт. – Сегодня закат отменяется?
– Не только сегодня. До конца сентября. До двадцать шестого, – уточнил профессор, – солнце не уходит на покой.