Царь-Север

– Слушай, – спросил Дорогин, вполне серьёзно глядя на предпринимателя. – А у тебя, случайно, нету отравленных одеял? Нет? Ну, хорошо, а то индейцев, знаешь, как уничтожали? С помощью огненной воды и с помощью отравленных одеял.

– Что ты болтаешь? Уполномоченный хренов…

– Нет, я серьёзно… – заверил Дорогин. – Ты разве об этом не знаешь? Ты, наверно, один «Мойдодыр» прочитал и на этом решил успокоиться?

– Да и ты успокойся. – Предприниматель отвернулся от него. – Надоел уже, как банный лист…

И наконец-то внизу промелькнуло долгожданное Дикое озеро, словно бы кипящее вулканической лавой – яростное солнце отражалось.

4

Века, тысячелетия назад клокочущие вулканы выбросили лаву из сердцевины земли. Раскалёнными волнами стекая с неба, лава обступила Дикое озеро, горами громоздясь по берегам. И сегодня, если смотреть издалека, горы напоминают широкоплечих великанов, утомлённых долгим переходом и опустившихся на колени – пригубить хрусталь-воды.

Избушка Зимогора, с высоты похожая на спичечный коробок, прилепилась на крутояре. Лиственницы спичками натыканы кругом. У подножья крутояра до середины декабря весело верещит ручеек, рваной лентой растянувшись между гнутыми костлявыми кустами, ветровалами из красновато-гнилых, заржавленных берёз, ободранных ёлок и дряхлых чёрных сосёнок. Огибая подошву скалы, ручей тонким шнурком утягивается в Разгуляеву реку. На берегу Разгуляихи – в большом количестве – матово мерцают яйцеобразные, аккуратно обточенные валуны, о которых учёные мужи говорят, что они, валуны вот эти, – очевидцы ледникового периода. Может быть, и так. Может, ледник притащил их сюда, а может, быстрое течение реки, вскипавшее черемуховым цветом, вылизывало камни год за годом, полировало. А потом, когда русло пьяно гульнуло в сторону, три громадных «головы» оказались на гладкой площадке.

Здесь, в районе «Трёх Голов», и приземлилась вертушка и тут же улетела, поднявши минутную бурю из пыли, мелких веток и листьев.

Тиморей в избушку заглянул – никого. Он побродил по берегу, вспугнувши ворона, который что-то клевал в камнях. Посидел на старом, почти окаменелом дереве. Покурил, подождал, надеясь на то, что шум вертолёта обязательно «выманит» охотника из тундровых лабиринтов. Так оно и случилось.

Через какое-то время в тундре послышались голоса человека и собаки. Выскакивая на пригорок, чёрный кобель с белым «бантом» на шее, увидев Дорогина, зарычал для острастки. Обнюхал, подбегая, приветливо хвостом замотылял. Присел перед художником и посмотрел своими умными глазами цвета спелых абрикосов.

Зимогор не выказал ни радости, ни удивления по поводу гостя. Он был на взводе – ждал других гостей, которые уже наведывались. Первый раз, когда Егор на лодке проходил по Разгуляевой реке. Второй – когда вечеровал, сидя у костра. В первом случае пуля зацепила телогрейку на плече – вата клочьями разлетелась; Егор успел выпрыгнуть в воду, схоронился за огромными яйцевидными валунами, с которых пули сковыривали скорлупу – рикошетили, противно повизгивая, срезая ветки ольховника. С той поры Егор стал ходить точно по минному полю. Осторожничал, спал вполглаза. И когда в него вторично саданули – в долгу не остался. Продырявил кого-то. Насмерть не насмерть, но зацепил капитально – раздавленной брусникой кровь запеклась на берегу. И отыскались новенькие стреляные гильзы; охотничий нож, кованый из дамасской стали. На рукоятке – замысловатая гравировка с инициалами. Так что гадать не приходилось, кто на него зуб точил. Хотя именное оружие нарочно могли подкинуть. Это он тоже учитывал.

За себя Зимогор был спокоен, а вот когда рядом болтается «бесплатный довесок» вроде этого художника, прилетевшего сюда, как на прогулку по городскому парку, – поневоле засмуреешь. Веселого туриста хватит на три-четыре дня ходьбы по тундре, по горам. А потом что с ним делать прикажете?

Крепкая рука охотника почесала, пошерстила седину, яркими клочками прижившуюся на огненно-рыжей лобастой голове.

– Ладно, – сказал он, глядя в небеса, – не будем о грустном…

– Ты о чём это?

– Да так… Давай хохоряшки твои перенесем под крышу. Как бы дождик не брызнул…

Возле «Трех Голов» кормился ворон. На берегу виднелись остатки пиршества – рыбья голова с белёсыми глазами, похожими на варёное пшено; обрывок серого хвоста и обломок толстой щучьей хребтины, казавшийся берёзовой веткой. Чешуя льдинками сверкала на закатном солнце.

Они перетаскали нехитрый скарб «туриста».

Зимовье – даже при беглой разглядке – понравилось художнику. С любовью рублено; сразу видно, выбирали каждое бревнышко. Потемневшие от времени, рассохшиеся, они имели цвет здоровой загорелой кожи, усыпанной родинками – коричневато-красные сучья поблескивали, словно отполированные. Сухие пучки рыжеватого мха тщательно были завернуты, заправлены вовнутрь пазов – лишней волосинки не приметишь, точно их ножницами пообстригали.