Царь-Север

Особенно понравились картины в оконных рамах. Одно окно избушки засмотрелось на лысоватые горы, аквамариновыми волнами скатившиеся с неба, другое – на крутояр, словно бы сложенный из четырёх-пяти цветов окаменелой радуги.

– Хорошо здесь у тебя…

Охотник не ответил. Он был крайне подозрителен. Рассматривая багаж «туриста», Егор поймал себя на странном ощущении. Кажется, чего-то главного недоставало.

– Ты зачем приехал? – левый глаз его некстати подмигнул.

Тиморей показал рукою на шикарный пейзаж за окном.

– Картинки покрасить. Ты же сам когда-то приглашал.

– Было дело. По пьянке… – уточнил Зимогор. – Ну и где же твои причиндалы? Чем ты будешь, пальцем малевать?

– А что мне сюда – мастерскую тащить? Поначалу я хотел этюдник взять, а после… Ну, в общем, лень таскаться. Достаточно блокнота и карандаша. – Он похлопал по нагрудному карману. – «Кроме рисования с натуры, нужно воспитывать в себе способность рисовать всякую форму по памяти». Так сказал русский художник с какой-то не очень русской фамилией – Ге. – Тиморей помолчал, разглядывая заоконный пейзаж. – А вообще-то я не рисовать приехал…

– Да? – Егор насторожился. – А зачем?

– Деда-Борея знаешь? Северьяныча?

– Да кто ж его не знает? Ну.

– Это мой батя.

– Не надо пи… пиликать на гармошке! – Егор покашлял. – Зачем так нескладно брехать?

– Именно за этим я и прилетел. Брехать.

Глаза охотника всё ещё были холодными. Сытая, улыбчивая физиономия «туриста» вызывала раздражение.

– Темнишь ты чего-то! – Зимогор покачал головой. – Как ты нашел меня?

– Анжелка сказала.

Зимогор смотрел пытливо, недоверчиво.

– И что она тебе ещё натарахтела?

– А что ещё? Да ничего… Ты прямо, ё-моё, как на допросе! Тиморей поднялся и открыл привезённую сумку. – Может, мы сначала врежем? А? По случаю такой вот… Кха-кха… долгожданной и тёплой встречи? Ты как?

– В тундре у меня сухой закон.

– Извини. Ты говорил когда-то, а я забыл… – Дорогин с сожалением застегнул длинную молнию на саквояже. – Оставим до лучших времён. Или в керосиновую лампу выльем. Да? Ты не против?

За окном раздался лай. Черныш обнаглевшего ворона погнал от избушки. Заметив это, охотник улыбнулся «подрезанной» улыбкой. Посмотрел на сумку. Черно-белую бороду почесал.

– А что там у тебя?

– Да так… спиртяга…

– Чистый?

– Ну, не грязный же. Твоя супружница передала.

– Так это не твой?

– Нет. Говорю же – передала. Пламенный спирт вместе с этим… с пламенным приветом…

Они с минуту помолчали, глядя друг на друга.

– Эх! Стрелять его ять! – Зимогор с неожиданной силой грохнул кулаком по столешнице. – Наливай! Чего сидишь? Замшелый фраер!

– Во, давно бы так… – Художник засмеялся. – А то глядит, как прокурор, пытает…

Две полулитровых бутылки со спиртом Анжелика перевязала верёвочками. То ли затем, чтоб не побились, то ли чтобы в дороге никто не позарился. Егора особенно умилили «контрольные» эти веревочки. Разговаривая, он машинально крутил тесёмки: узелками завязывал, бантиками. Глаза потеплели; он только снаружи был покрыт «броней», а внутри – мало кто знал – пушистая, ранимая душа.

Передача от жены была небольшая, но приятная. Спирт, самодельная полукопчёная колбаса, пирожки с капустой, какие Зимогор любил.

Расположились за деревянным грубым столом. Опрокинули по чарке, закусили. Спирт оказался добротный, по башке ударил – как молоток.

Тиморей раскраснелся, рубаху расстегнул и руками широко размахивал во время разговора.

– Ну и как ты здесь?

– Нормально.

– Песец идёт?

– Ползёт. Едва-едва.

– А чего это он так?

– Бывает всяко…

– Ну, что? Ещё по маленькой?

– Нагружай, турист…

Художник надеялся, что Зимогор после выпитого расслабится и что-нибудь поведает по поводу истории с газетными статьями, с поджогом на Светлотае. Но охотник был – кремень. Глаза по-прежнему холодные. Губы собраны в «кучу».

– Тимка! Ты надолго?

– Не знаю. Отца хочу найти. Сказали, где-то здесь…

– Брось заливать насчёт отца. – Егор поморщился. – Я сколько ни общался с Дедом-Бореем, никогда он про сынка не заикался.

Дорогин помолчал, угрюмо глядя в стол.

– Слушай! – тихо, но твёрдо сказал он. – Давай договоримся так. Я тебе тоже не заикался насчёт отца.

Отвернувшись, Егор закурил. Глаза его блуждали где-то в горах за окном.

– Через день-другой будет вертушка… – Он поцарапал светло-ржавые клочья негустой бороды. – Мужики обещали перевезти меня на другую точку.

– А здесь-то что?

– А здесь песца не будет.

– Почему?

– Лемминга нет.

– А где же он?

– Ушёл.

– Куда?

– Туда, куда не ходят поезда! – разрезая домашнюю колбасу, раздраженно сказал Зимогор. – Что ты прицепился? Как на допросе.

– О! Да я же просто так…

– И я тебе не сложно объясняю. – Егор пожевал кусок колбасы. – Вечно у этой Анжелы… то недосол, то пересол! Сколько бабу не учи, а толку нет!.. Короче, так! – Он ударил остриём ножа в столешницу – лезвие почти что на вершок в доску вошло. – Завтра или послезавтра будет вертолёт. Я на точку, а ты в город полетишь. Или куда тебе надо? Я твоих планов не знаю и знать не хочу!

В избушке повисло молчание. Только старый, с боков помятый чайник закипал на плите.