Царь-Север

И тут же он подумал – нет, никуда он отсюда не побежит. В глубине души он понимал, он чуял, что всё это ему необходимо. Зачем? Зачем-то надо. Во-первых, ЭТО – жизнь, а не картинки, которые он пишет «одною левой». А во-вторых, всё ЭТО ему необходимо, чтобы лучше понять тот суровый и сказочный мир, в котором жил отец. Жил и до сих пор живёт. Может быть, где-то рядом живёт. И смотрит, может быть, сейчас вот на эту же Полярную звезду.

9

Пурга взбесилась! «Чёрная» пурга! Как будто сотни, тысячи остервенелых воронов, чего-то там не поделивших меж собою, стремительно слетали с небосклона, теряя пух и перья, ломая крылья и хрипя предсмертным хрипом!.. Осатанело, дерзко и нахально пурга бросалась на бревенчатые стены зимовья. Ведьмачьими когтями скребла по стёклам, шатала двери, на чердаке хозяйничала. И столько было дури в той пурге, что вот-вот она сгребёт избу в охапку, сорвёт с обрыва и швырнёт в тартарары. Однако – нет. Зимовьё было крепкое, только чуть скрипело и жалобно стонало от порывов и толчков бешеной пурги.

Сидели как в плену. Скучали. Слушали транзисторный старенький приёмник, наполненный «песком». Сквозь шорохи и трески поймали какую-то радиостанцию, говорящую более-менее внятно. Диктор сказал, что такой заварухи на Крайнем Севере не было с конца пятидесятых. Если верить метеорологам.

Дорогин резко выключил приемник.

– Дай послушать! – Егор встрепенулся на постели.

– Ты меня послушай. Как говорил мой учитель: «Меня вам послушать не вредно!» – Тиморей посмотрел за окно, облепленное снегом, словно стеарином. – «Если верить метеорологам…» Метеоролухи! Вот они кто! Обещали небо чище хрусталя, а на поверку вышло… Мля!.. – Он полистал журнал, взятый из груды других журналов, лежащих за печкой. – Я тут нашёл цитату Черчилля. «Главное, уметь предсказать на день, на неделю, на месяц и на год вперед, а затем правильно объяснить, почему предсказание не сбылось!» Эти слова могли бы стать девизом наших метеоролухов!

Охотник закурил и, помолчав, неожиданно пустился в такие философские дебри – чёрт ногу сломит.

– Скоро мы погоду вообще не сможем предсказать. Проблема озоновых дыр в атмосфере Земли. Ещё в середине восьмидесятых над Антарктидой пропала почти половина озонового слоя и объявилась чёрная дыра, которая года через два разорвалась на десятки миллионов квадратных километров. Ты себе это можешь вообразить?

– С трудом! – Тиморей удивлённо смотрел на охотника, который до сей минуты казался простачком.

– Эта дыра на небе, – охотник потыкал пальцем, – по мнению ученых, вышла за пределы шестого континента, и теперь истощение озонового слоя не только не прекратилось, оно стало больше в два или в три раза, чем прогнозировали. В позапрошлом году зарегистрирована аномалия на территории Западной и Восточной Европы, Северной Азии и Северной Америки. Разрушение озонового слоя скоро приведёт к глобальному изменению климата. Идёт перераспределение осадков. Плодородные земли превращаются в засушливые районы.

– Всё правильно, – согласился Тимоха. – Скоро опять здесь будет Гиперборея. Ведь было же когда-то тепло на Севере? Было. Я ходил с моряками в те районы, где когда-то громоздились вечные полярные льды, а теперь они тают. Идёт повышение уровня Мирового океана. К нам возвращается Гиперборея, древняя полярная прародина. Ты слышал про такую?

– Откуда? Мы тут лаптем щи хлебаем. – Охотник усмехнулся. – Гиперборея и Атлантида – сестры нашей матери Природы. И обе эти красавицы погибли в результате мощного природного катаклизма. Ты это от меня хотел услышать? А теперь я попрошу тебя заткнуться со своей Гипербореей.

– А чего ты на неё окрысился?

– Надоели розовые сопли… – Зимогор непроизвольно подмигнул. – В прошлом году трёх человек спасать пришлось. Я говорю, куда вы, курвы, прётесь? «Землю обетованную ищем!» Я из-за них чуть шею не свернул. А они обсохли и опять полезли туда, куда собака не совала… Вот и у тебя в башке Гиперборея. И у Северьяныча тоже такая идея была…

– Почему «была»?

– Ну, может, есть. Поди, живой. Он охотник-то классный, нигде не пропадет.

Помолчали, слушая посвисты пурги. Тиморей почувствовал подспудную неприязнь к этому «умнику».

– Ну и где твой вертолёт?

Неторопливо докуривая, Егор развёл руками – показал на стены зимовья.

– А это чем тебе не вертолет?

Изба тряслась, как перед взлётом. Каждое бревно, словно живое, сдавленно скрипело и стонало. Каком бы крепким ни казалось это пристанище, – свирепеющий ветер насквозь прохватывал, прокалывал ледяными иглами. Не скоро, но стало заметно: золотой огонёк в керосиновой лампе – золотой лепесток с голубою каемкой – колышется не по собственной воле, а согласно порывам пурги за окном. Прохлада незримой змеей поползла от порога под нары, под стол. Снизу, в притворе тяжёлой двери, белыми хвоинками встопорщился куржак, и между половицами возле порога стужа прострочила белую канву – как на швейной машинке.