Царь велел тебя повесить

Постояв там некоторое время, я сплюнул на крыльцо и пошел домой. Невидимый друг, значит. Вот сука. Opfer müssen gebracht werden. Летчика в кожаном шлеме я ему не прощу, думал я, взбираясь по кривым альфамским ступенькам. Отобрать у меня единственного человека, который мне понравился – за много лет, может, вообще за всю жизнь. Как вышло, что Кайрис сумел заморочить мне голову? Ведь я знаю все его фокусы, мы прожили в одном дворе без малого двадцать лет. Знаю его легковесную болтовню, уклончивый смех, вечное желание вылезти из собственной кожи, стать своим, вечный страх, что в нем узнают другого, и тайное яростное желание, чтобы узнали поскорее. Я хорошо его знаю, полукровку. А может, не так и хорошо? Не заметил же я в нем Лилиенталя.

Добравшись до рюмочной, я сел у барной стойки, вытащил телефон, взял салфетку и стал подсчитывать расходы съемочной группы. Группа две недели не получала зарплаты, аренда, свет, вода, кормежка. Итоговая цифра выглядела так паршиво, что я заказал еще водки, и бармен плеснул на два пальца на дно граненого стакана. Все в этой стране напоминает вильнюсскую простую жизнь до девяносто первого года. Стаканы, грязные полы, бамбуковые занавески в кафе, дешевая водка, еле теплый кофе с молоком.

В начале марта мне пришлось попросить денег у Тора. У меня осталось два охранника, адвокат и следователь, остальные ушли из проекта, а счета за отопление сожрали все резервные деньги: в этой тюрьме слишком много радиаторов. Впереди еще постпродакшн, написал я Тору, монтаж я сделаю сам, но на остальное понадобится не меньше десяти штук, можешь войти в дело из расчета семьдесят к тридцати. Мы и раньше такое проделывали, но тогда я работал на заказ и деньги появлялись рано или поздно, а здесь была другая тема, так что я не был уверен, что Тор согласится. Он долго не отвечал, а потом вдруг приехал сам, ввалился в мой номер в пальто из белой альпаки, такой же сытый и вальяжный, как восемь лет назад, когда он сдавал меня в аренду за четыре сотни в час. Сел за стол и потребовал виски и сценарий.

Полночи я читал и показывал ему все, что есть, но он только носом крутил. Тогда я предложил ему отправиться в павильон самому. Утром он поехал туда с нашим единственным шофером, а когда вернулся, то сказал, что у меня ничего не выйдет. Что он видел парня, но не видел саспенса. Что моя затея такая же тоскливая, как любое дело, в котором нет мускулистых самцов и розовых испуганных самочек. Мертвая зыбь, сказал он, там все время идет дождь и ничего не происходит!

Что верно, то верно. Если смотреть со стороны, ничего и не происходит. Или экшн, или нон-фикшн, как говорил мой учитель в киношколе. Дождь идет, а Кайрис сидит, завернувшись в пальто, и стучит по клавишам. Вообразил себя Петраркой в изгнании, хотя все, что он умеет и знает, он получил от меня, даже женщину, и ту получил. И хотя он слепил себе дружка из костыля, бандажа и кожаного шлема, я остаюсь тем, кто лепит его самого. Я – оператор его судьбы, как ни смешно.

В седьмом классе мы ездили на Куршскую косу, и я научил его коптить угрей, топить нужно было черной ольхой и березой. Потом мы ездили в Друскеники, где я учил его грести, мы перевернули соседскую лодку и оставили ее на середине озера, старый Визгирда надел садовую перчатку и бегал за нами с пучком крапивы, но не поймал.

Прошло еще три года, он уехал учиться, а я остался в отцовской мастерской, сидел за высокой стойкой и грыз яблоки в ожидании какой-нибудь старушки, у которой сломался ключ в замке. Однажды я навестил его в Эстонии, мы крепко напились, позвали в гости влюбленного в него доцента, это закончилось скандалом, и его вышвырнули. Где бы он был теперь, если бы остался в университете? Стоял бы у доски в какой-нибудь паневежской школе и рассказывал про вещие сны литовских князей. Или просто пил бы со мной на заднем дворе. Впрочем, у меня и двора-то теперь нет.

* * *

Ни хрена не получается. Сегодня просмотрел несколько часов записи, пробовал монтировать, но заскучал и пошел вниз за коньяком. Мне следовало взять актера на роль Кайриса, вот что. Мускулистого парнишку с окраины, с кельтским крестом на предплечье или олдскульным якорем на груди. Я попался на крючок, когда получил его письмо с просьбой о помощи. Вообразил, что сниму документику покруче Стэнфордского эксперимента.

Я думал, что убью двух зайцев, загнав полукровку в съемочный павильон на руа дос Барбадиньос. Смогу открутить свои вентили и выпустить гнев, который душит меня уже несколько лет. Да только черта с два. Второй заяц оказался тихо помешанным мартовским кроликом, сделавшим из моего фильма бесконечное чаепитие.

Сегодня я пришел пораньше, пришлось ждать в коридоре, пока Кайриса выведут на допрос. Еще по дороге, сидя в полупустом автобусе, я поймал себя на том, что физически ощущаю провал всей затеи, и довольно скорый. Прямо кожей чую. Это чувство усилилось, когда я прошел в камеру и стал читать новую запись арестанта.