Царь велел тебя повесить

Про практического человека я просто так приписал, я и сам знал, что мне делать: принести в зубах то, что велели, повилять хвостом и ждать, что ослабят поводок. Просто я хотел увидеть Лютаса. Я с трудом попадал по клавишам, отвык от литовских букв, к тому же на клавиатуре у меня нет диакритиков, а вставлять их было лень. Закончив, я свернул самокрутку, поставил пластинку Генделя и стал слушать, как римский воин из «Сципиона» поет о благородстве своего полководца. Джа стоял за моей спиной босиком и гладил меня по затылку.

Del debellar la gloria
E il bel piacer d’amor
Sono del mio valor
Pregi immortali.

Я представлял себе, как Лютас поморщится, увидев мою голую и босую латиницу, и улыбался. Он всегда считал, что полукровка не может владеть литовским в совершенстве и ловил меня на ошибках с падежами и ударениями. Потом я отправил письмо, перевернул пластинку и стал слушать ламенто плененной принцессы:

Un caro amante
Gentil costante,
Mi diede Amor!

Лютас

Из Кайриса вышел бы отличный сценарист, я до сих пор пользуюсь некоторыми его идеями, подброшенными в воздух в пылу разговора. Так или иначе, все, что я делаю, связано с ним каким-нибудь незаметным пунктиром, начиная с дипломного фильма и кончая нынешним. Дипломный фильм я снимал по истории, рассказаной мне его няней, которую я угостил на крыльце сигаретой. Няню Кайрисы выставили на улицу, и она жила в нашем дворе у своей знакомой аптекарши, по вечерам сидела на крыльце в белой пуховой шали и болтала с соседями.

История такая. После войны с одним из последних эшелонов с литовскими ссыльными в сибирский поселок приехала девочка по имени Геня. Ее отец был известным врачом, перед арестом он успел собрать фамильное золото, завязать в платок и отдать соседке. Выживем – вернешь, а пока пусть побудет, сказал он, и соседка взяла. Отец там в первые же дни на рубке леса погиб, а мать замерзла до смерти. Через год, узнав, что из всей семьи в живых осталась только дочка, соседка достала платок с золотом, взяла письмо с адресом, поехала в Сибирь и долго мыкалась по полустанкам, пока в читинском поезде ее не ограбили. Сама не помнила, как домой вернулась.

Той же весной Геня сбежала из лагеря – вместе с подружкой, на год постарше. Они прошли километров двести по тайге, вышли на станцию, сели в поезд и за три недели доехали до Москвы – на кипятке и пассажирских сухарях. Задержали их на Казанском вокзале и забрали в участок. Откуда ты, такая худая да вшивая, спрашивают у Гени. Из Вильнюса, твердо отвечает она, три дня назад из дома удрала, с мамой поссорилась. Вона што, говорят, тогда мы тебя домой отправим, у нас и так приемники забиты. Ох, не надо, только не домой, плачет Геня, она ж меня крепко побьет! Но адрес все же сообщает: соседкин адрес, конечно, не свой.

Отправили Геню домой утренним поездом с подвернувшимся опером, тот девочку крепко держал, за руку домой приволок и в калитку постучал. Выходит соседка в палисадник и видит незнакомую грязную девчонку, за девчонкой русский милиционер маячит. Девчонка рыдает, на порог бежит: мамочка, кричит, милая, не ругай меня, я больше убегать не буду! Посмотрела соседка на опера с досадой и говорит ему: спасибо вам, товарищ, только что ж вы мне дочь такую блохастую привезли, не могли отмыть там, в столице своей? Ладно, где тут у вас в бумагах расписаться?

– А подружка куда делась? – спросил я у Кайрисовой няни, уже зная, каким будет ответ.

– А подружка запомнила адрес и через пять лет к этой Гене приехала, – хмуро сказала няня, – больше ей податься было некуда. Так и застряла здесь до морковкина заговенья!

Фильм получился блеклый, я снимал его на черно-белую пленку: черный от сажи снег двора, темная фигура на крыльце, белая сигарета, белый пуховый платок. Но вышло плохо. Все к чертям размазалось. Историю рассказывала актриса из русской драмы, седая, с четким карминовым ртом. Трефовая дама. Эти трефы, или, как говорят немцы, желуди, никакой грим не смог из нее вытравить. Никогда нельзя ошибаться с основным персонажем, сказал мне руководитель диплома, когда мы вышли из просмотровой комнаты. Лучше ошибись со всем остальным.

* * *

Два месяца он спал на моей кровати и пялил мою женщину, грелся на теплом мелководье ее души. А потом пялил ее сестру, вот так, запросто. А моя женщина узнала об этом и выгнала сестру на улицу. А сестра погибла. А у моей женщины поехала крыша. А у меня теперь встает только на шлюх, да и то не всегда. Только на очень мелких, безгрудых, с тонкими ногами и натуральной шерстью, никакой эпиляции. А где взять столько шлюх, если ты живешь на случайные заработки? Ответ: сделай шлюх своей работой, и они будут давать тебе бесплатно.