Царь всех болезней. Биография рака

Проблема состояла в “сострадательном применении”. Нег2-позитивный рак молочной железы – один из самых скоротечных и смертоносных вариантов заболевания, и пациентки готовы были испробовать все, что сулило хоть какие-то положительные клинические изменения. Онкоактивисты колотили в двери Genentech, требуя выпустить в массовое производство лекарство для женщин с Нег2-позитивным раком груди, которым не помогли другие средства. Они заявляли, что больные рады бы, да не могут ждать, пока лекарство пройдет бесконечные проверки: потенциально спасительное средство необходимо им прямо сейчас. “Настоящий успех приходит лишь тогда, когда эти современные лекарства оказываются в человеческих организмах”, как выразился один писатель в 1995 году.

Впрочем, Genentech измеряла настоящий успех совсем иными величинами. “Герцептин” пока не получил одобрения FDA: эта молекула еще не вышла из пеленок. Компании требовались образцовые испытания – не простое направление новых лекарств в организмы, а тщательно отслеживаемое направление тщательно отслеживаемых лекарств в тщательно отслеживаемые организмы в ходе тщательно отслеживаемых испытаний. Руководство компании и в следующей фазе исследований “Герцептина”, начатой в 1993-м, предпочло не распыляться. Число женщин, принятых в программу, свели к абсолютному минимуму: 27 пациенток в Центре Слоана – Кеттеринга, 16 в Калифорнийском университете в Сан-Франциско, 39 – в Лос-Анджелесе[945]. За этой крохотной выборкой компания намеревалась следить детально и долго. “Наши программы не рассчитаны <…> на сострадательное применение”, – резко заявил Джон Кёрд журналистам. Большинство врачей – участников первой фазы исследований с ним согласились. “Если будете делать исключения и отклоняться от протокола, – сказал Дебу Трипати, один из руководителей испытаний в Сан-Франциско, – то получите массу пациентов, чьи результаты совершенно не помогут понять, работает ли лекарство на самом деле. Этим вы только отсрочите <…> выход препарата в общий доступ”[946].

За пределами уединенных лабораторий Genentech разразилась настоящая буря. Сан-Франциско просто не мог держаться в стороне от противоречия между сострадательным применением и тщательным, сфокусированным исследованием. В конце 1980-х, когда в городе бушевала эпидемия СПИДа, а в знаменитое отделение $Б поступали десятки пациентов, гомосексуалы объединялись в группы типа “Коалиции по мобилизации сил для борьбы со СПИДом” (ACT UP) и требовали скорейшего доступа к лекарствам, в том числе в формате программ сострадательного применения. Активисты движения за права больных раком молочной железы видели в тех прежних битвах мрачное отражение своей нынешней борьбы. “Почему умирающие от рака груди женщины должны с таким трудом добиваться доступа к экспериментальному лекарству, которое может продлить им жизнь? – гласила одна из рассылок. – СПИД-активисты вот уже много лет договариваются с фармкомпаниями и FDA о получении новых лекарств от ВИЧ, еще проходящих клинические исследования. Женщины с метастатическим раком молочной железы, которым не помогло стандартное лечение, без сомнения, должны знать о программах сострадательного применения экспериментальных лекарств и иметь к этим программам доступ”.

Или, как выразился другой автор, “научная неопределенность – не оправдание для бездействия. <…> Мы не можем ждать «доказательств»”[947].

Одной из тех, кто не мог ждать доказательств, была общительная брюнетка Марти Нельсон, гинеколог из Калифорнии[948]. Она обнаружила злокачественное образование у себя в груди в 1987 году, когда ей было всего 33, прошла через мастэктомию, множественные курсы химиотерапии и наконец вернулась к своим пациентам в Сан-Франциско. Опухоль исчезла. Шрамы зарубцевались. Нельсон думала, что выздоровела.

В 1993-м, через шесть лет после первой операции, Нельсон заметила, что шрам на груди начал отвердевать. Вначале она не придала этому значения, однако плотная полоска ткани означала возвращение рака, коварно прокравшегося вдоль рубцов и расцветшего мелкими очагами в груди. Нельсон, одержимо штудировавшая медицинскую литературу о раке молочной железы, слышала о HER2. Прозорливо рассудив, что ее вариант может оказаться Негг-положительным, она попыталась отдать образец своей опухолевой ткани на анализ.

Однако вскоре Нельсон обнаружила, что обитает в кошмаре Кафки. Ее страховая компания заявляла, что раз “Герцептин” еще не прошел клинические исследования, то проверять опухоль на активность HER2 не имеет смысла. Genentech же стоял на том, что без подтверждения Нег2-статуса они не могут предоставить Марти доступ к препарату.