Подобно большинству специалистов по лейкозам, Друкер был слишком хорошо знаком с этими унылыми рассуждениями. “Каждый считал нужным раз за разом покровительственно твердить мне, что рак – штука сложная. Как будто я когда-то заявлял обратное!”[966]
Набиравшая популярность догма гласила, что ХМЛ, скорее всего, от природы устойчив к химиотерапии. Хоть развитие лейкоза и запускала единственная транслокация с образованием гена BCR-ABL, к моменту постановки диагноза в расцвете болезни злокачественные клетки накапливали столько дополнительных мутаций, что против эффектов такого генетического хаоса оказывались бессильны даже терапевтические кувалды вроде трансплантации. Инициирующее действие киназы Bcr-ABL должно было меркнуть на фоне других, более влиятельных мутаций. Друкер боялся, что применение ингибитора киназы для контроля болезни будет чем-то вроде самозабвенного тушения спички, которая уже разожгла лесной пожар.Летом 1993 года, получив от Лайдона долгожданное вещество, Друкер добавил его в культуру клеток ХМЛ[967]
. Он не рассчитывал на многое, однако культура отреагировала быстро и массово: за ночь обработанные клетки погибли, оставив плавать в культуральных флаконах лишь свои сморщенные оболочки. Друкер был поражен. Введением лейкозных клеток мышам он добился развития болезни и принялся лечить животных новым средством. Как и в первом эксперименте, рак регрессировал за считаные дни. Лекарство, судя по всему, действовало специфично, не затрагивая нормальные клетки крови у мышей. Тогда онколог приступил к третьему эксперименту: взял образцы костного мозга у нескольких пациентов с ХМЛ и добавил к ним CGP57148. Раковые клетки вскоре погибли, нормальные остались невредимы – Друкеру удалось вылечить лейкоз в чашке Петри.Все свои наблюдения он изложил в журнале Nature Medicine.
Это было энергичное, компактное исследование: всего пять тщательно продуманных и чисто поставленных экспериментов, подводивших к простому заключению: “Это вещество может быть полезно влечении Вег-ABL-положительных лейкозов”[968]. Первым автором статьи шел Друкер, последним, то есть “старшим”, – Лайдон, а Бухдунгер и Циммерман значились ключевыми исполнителями.
Друкер ожидал, что его результаты приведут Ciba-Geigy
в экстаз: в конце концов, лекарство с высочайшей специфичностью к продукту онкогена в раковой клетке было давним пределом мечтаний онкологов. Однако швейцарская компания находилась тогда в процессе слияния со своим конкурентом, фармгигантом Sandoz. Рожденная от этого слияния исполинская корпорация Novartis сочла уникальную специфичность молекулы CGP57148 ее фатальным недостатком. Доведение вещества до статуса лекарственного средства для людей требовало новых проверок – экспериментов с животными и клинических исследований, которые обошлись бы компании минимум в ко, а то и в 200 миллионов долларов. Каждый год ХМЛ заболевает по нескольку тысяч американцев. Перспектива тратить миллионы на молекулу, приносящую пользу тысячам, энтузиазма у Novartis не вызывала.Друкер внезапно оказался в вывернутом наизнанку мире, где академический ученый вынужден упрашивать фармкомпанию провести клинические исследования ее же продукта. У Novartis
нашлась уйма предсказуемых отговорок: “Лекарство <…> не сработает, окажется слишком токсичным, не принесет никаких денег”[969]. С 1995 по 1997 год Друкер постоянно курсировал между Портлендом и Базелем, пытаясь убедить руководство компании продолжить клиническую разработку лекарства. “Либо пускайте [вещество] в клинические исследования, либо продайте мне лицензию. Решайте”, – настаивал он. Друкер рассудил, что если Novartis не будет доводить до ума препарат, то он сможет поручить это Другому химику. “В худшем случае я готов был заняться этим в собственном подвале”, – вспоминал он.Он заранее подобрал врачей для вероятных клинических испытаний лекарства на больных ХМЛ. В его команду должны были войти Чарльз Сойерс из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, гематолог Моше Талпаз из Хьюстона и Джон Голдман из Хаммерсмитской больницы в Лондоне – все общепризнанные авторитеты в области ХМЛ. Друкер рассказывал: “У меня в клинике лежали пациенты с ХМЛ, для которых не было эффективных вариантов лечения. Каждый день, возвращаясь домой, я давал себе обещание еще немного потеребить Novartis”.
В начале 1998-го руководство фармгиганта наконец уступило и согласилось синтезировать несколько граммов вещества CGP57148, достаточных для исследования примерно на 100 пациентах[970]
. Друкеру дали шанс – но только один: компании Novartis затея с CGP57148 – к тому моменту трофеем самой амбициозной ее охоты на лекарство – изначально виделась провальной.