В мае 2008 года два гарвардских эпидемиолога, Николас Кристакис и Джеймс Фаулер, поставили перед собой этот вопрос, изучая динамику курения[983]
. Первым делом они изобразили все известные взаимоотношения между жителями Фремингема в виде плотной, хитросплетенной сети: там были друзья, соседи, дальние родственники, близкие родственники, бывшие жены, бывшие мужья… Первый же взгляд на эту схему выхватывал многие знакомые и интуитивно понятные закономерности. В эпицентре составляющих общую сеть микросетей находились несколько человек, тесно связанных друг с другом посредством множества прямых и непрямых контактов (назовем их “общительными”). Остальные же, располагая малочисленными и мимолетными контактами, занимали периферию сетей (условные “одиночки”).Наложив на эту схему данные о пристрастии к курению и проследив его динамику на протяжении нескольких десятилетий, эпидемиологи обнаружили интересный феномен: круг общения предсказывал динамику курения гораздо надежнее любых других параметров. Курить прекращали слаженно, целыми социальными микросетями, как если бы разом вырубались целые сегменты электрической схемы. Семьи, вместе обедавшие, вместе бросали курить. Вслед за “общительными” – теми, на ком сходилось множество социальных взаимодействий, – постепенно отказывался от этой привычки и весь их ближний круг. В результате пристрастие к курению маргинализовалось, вытеснилось на периферию социальных микросетей, к “одиночкам”, которые продолжали тихонько затягиваться сигареткой-другой в укромных уголках города.
Это исследование связи курения с социальными сетями, на мой взгляд, бросает серьезнейший вызов упрощенным моделям профилактики рака. Его результаты сообщают о том, что курение вплетено в нашу “социальную ДНК” так же крепко, как онкогены – в ДНК наших клеток. Эпидемия курения, если припомнить, распространялась подобно метастазам – из одного пораженного участка в другой, потом в третий и так далее. Солдаты приносили курение в послевоенную Европу; закурившие женщины убеждали начать других; табачная индустрия, учуяв небывалые возможности, рекламировала сигареты как разновидность социального клея, объединяющего одиночек в сплоченные сообщества. Таким образом, метастатический потенциал изначально заложен в курении. Если целая социальная сеть перестает курить с такой скоростью, словно ее отключили общим рубильником, значит, и включиться она может с такой же легкостью. Разорвите нити, связывающие некурящих фремингемцев (или, того хуже, заложите обширную социальную сеть с проповедником курения в центре), – и все общество может измениться с ураганной скоростью.
Именно по этой причине даже самые успешные стратегии профилактики рака могут внезапно провалиться. Перестав двигаться даже ненадолго, Черная Королева не сможет остаться на прежнем месте – мир стремительно уходит у нее из-под ног. То же и с профилактикой рака: когда антитабачные кампании теряют убедительность или доступность – как это недавно произошло среди подростков Америки и Азии, – курение часто возвращается прежней чумой. Социальное поведение метастазирует из центра к периферии социальных сетей. И за этим непременно следуют мини-эпидемии онкозаболеваний, связанных с курением.
Мир канцерогенов вокруг нас тоже не статичен. Мы вечно упражняемся в химии: научившись выделять и очищать всевозможные молекулы, заставлять их реагировать друг с другом для получения новых, удивительных веществ, мы раскрутили вокруг себя новую химическую вселенную. Наши тела, наши клетки, наши гены вновь и вновь погружаются в изменчивый поток молекул – пестицидов, фармпрепаратов, гормонов, пластмасс, косметических средств, пищевых продуктов – и непривычных форм электромагнитного излучения. Какие-то из этих факторов неизбежно будут канцерогенными. Мы не можем отказаться от нового мира, а значит, наша задача – бдительно просеивать все новое, отделяя канцерогены от безобидных и полезных вещей.
Но легче сказать, чем сделать. В 2004 году волна первых, недостаточно подкрепленных фактами научных сообщений заставила предположить, что мобильные телефоны испускают радиоволны, вызывающие смертельную разновидность опухоли мозга – глиому. Глиомы появлялись в той же половине головы, к которой обычно прикладывали телефон, и это лишь укрепляло гипотезу. Средства массовой информации подняли панику. Но было ли использование мобильных телефонов и развитие глиом ложно истолкованным совпадением массовой привычки и редкого заболевания – или же эпидемиологи просмотрели новые “капроновые чулки” цифровой эры?